Крик из-под земли. Рассказ Рэя Брэдбери
Переводчик: Елена Петрова

« Все рассказы Рэя Брэдбери


« К значит Космос


The Screaming Woman

1951


087

Ниже приведена версия рассказа из сборника «Летнее утро, летняя ночь» (2007), в который вошли рассказы и фрагменты, не вошедшие в повесть «Вино из одуванчиков», в их первоначальной редакции.


Меня зовут Маргарет Лири. Мне десять лет, учусь в пятом классе. Ни братьев, ни сестер у меня нет. Зато родители хорошие, только со мной совсем не занимаются. Мы и представить не могли, что нам придется разбираться с убийством одной женщины. Ну, близко к тому.

Когда живешь на такой улице, как наша, даже в голову не приходит, что может произойти какой-нибудь страшный случай: что стрельба начнется, или человека ножом пырнут, или закопают живьем чуть ли не у тебя во дворе! А когда что-нибудь такое приключается, просто отказываешься верить. Как ни в чем не бывало делаешь себе бутерброд или печешь пироги.

Сейчас расскажу, как все случилось. Дело было в июле, в самую жару, вот мама и говорит:

— Маргарет, сбегай-ка за мороженым. Сегодня суббота, папа будет обедать дома, надо его побаловать.

Побежала я через пустырь — это прямо за нашим домом. Пустырь огромный. Мальчишки там всегда в бейсбол играли, хотя под ногами полно битого стекла и всякого мусора. Иду я, значит, домой с мороженым, никого не трогаю — тут-то все и началось.

Слышу — женский голос кричит. Я постояла, прислушалась.

Голос шел из-под земли.

Действительно, кричала какая-то женщина, которую засыпали слоем стекла, камней и мусора, — жутко так кричала, с надрывом, просила, чтобы ее откопали.

Перепугалась я до смерти. А она все кричит, глухо так.

Тут я как припустила! Упала, вскочила — и дальше бегу.

Кое-как добралась до дому; там мама — хлопочет себе на кухне и не знает самого главного: что у нас, чуть ли не за домом, какую-то тетеньку живьем закопали и она теперь зовет на помощь.

— Мам! — кричу.

— Не стой, мороженое растает, — говорит мама.

— Да ты послушай, мама! — говорю.

— Неси в холодильник, — велела мама.

— Слушай, мам, у нас на пустыре женщина кричит.

— И руки вымой, — сказала мама.

— Она так кричит, так кричит…

— Не забыть бы соль и перец. — Мама уже куда-то отошла.

— Ты меня не слушаешь! — выкрикнула я. — Нужно ее спасти. Она придавлена тоннами мусора, и, если мы ее не откопаем, она задохнется и умрет.

— Ничего, пусть подождет, пока мы пообедаем, — ответила мама.

— Мам, ты что, не веришь мне?

— Верю, доченька, верю. А теперь вымой руки и отнеси папе вот это блюдо с мясом.

— Не представляю, кто она такая и как туда попала, — говорю я. — Но мы должны ее спасти пока не поздно.

— Боже мой! — ужаснулась мама. — Что с мороженым? Что ты с ним сделала — оставила на солнцепеке, чтобы оно растаяло?

— Говорю же тебе, на пустыре…

— Ну-ка, брысь отсюда!

Я побежала в столовую.

— Привет, пап, там на пустыре какая-то женщина кричит…

— Все женщины кричать здоровы, — отозвался папа.

— Я правду говорю.

— Да, вид у тебя серьезный, — заметил папа.

— Надо взять кирку и лопату и раскопать ее, как египетскую мумию, — говорю я ему.

— Археолог из меня сегодня никакой, Маргарет, — ответил папа. — Давай вернемся к этому в октябре, по холодку, только ты мне напомни.

— Надо сейчас!

Я и сама перешла на крик. Думала, у меня разрыв сердца будет. Я и распереживалась, и страху натерпелась, а папа знай подкладывает себе мяса, отрезает кусочки да в рот отправляет, а на меня ноль внимания.

— Пап, — зову его.

— Ммм? — отвечает он, а сам все жует.

— Пап, доедай — и сразу выходим, мне одной не справиться. — От меня так просто не отделаешься. — Папа, пап, я тебе за это все деньги отдам из копилки!

— Так-так, — говорит папа, — у нас, как я понимаю, намечается крупная сделка? Не зря же ты мне предлагаешь все свое честно нажитое состояние. На какую ставку я могу рассчитывать?

— У меня целых пять долларов — весь год копила, вот на них и рассчитывай.

Папа взял меня за локоть.

— Я тронут. Глубоко тронут. Ты хочешь, чтобы я с тобой поиграл, и даже готова оплатить мое время. Честно скажу, Маргарет, пристыдила ты старика отца. Мало я с тобой занимаюсь. А знаешь что, после обеда сразу и отправимся — послушаю, так и быть, твою крикунью и денег за это не возьму.

— Честно? Ты правда пойдешь?

— Так точно, мэм, сказано — сделано, — подтвердил папа. — Но и с тебя возьму обещание.

— Какое?

— Если хочешь, чтобы мы пошли вместе, ты должна как следует покушать.

— Обещаю. — Пришлось согласиться.

— Договорились.

Тут вошла мама, села за стол, и мы с ней тоже принялись за еду.

— Не торопись! — одернула мама.

Я чуть помедлила, а потом снова начала давиться.

— Ты слышала, что сказала мама? — спросил папа.

— Там женщина кричит, — не выдержала я. — Давай скорее!

— Лично я, — начал папа, — намереваюсь пообедать в тишине и покое, чтобы как следует распробовать бифштекс, картофель, непременно салат и мороженое, а под конец, с твоего позволения, бокал кофе глясе. Это займет никак не менее часа. И заруби себе на носу, юная леди: если за обедом будет сказано еще хоть слово про эту крикунью, я вообще не сдвинусь с места ради удовольствия послушать ее концерт.

— Да, сэр.

— Ты все поняла?

— Да, сэр…

Обед растянулся на века. Все двигались еле-еле, как в замедленном кино. Мама медленно вставала и медленно садилась; вилки, ложки и ножи плавали медленно. Даже мухи летали медленно. Папа еле жевал. Все застопорилось. Мне так и хотелось заорать: «Скорее! Ну пожалуйста, поторопись, вставай, быстро собирайся, бежим, бежим!»

Но нет, я сидела смирно, и, пока мы ели — в час по чайной ложке, — где-то в отдалении (у меня в ушах не смолкал этот крик: А-а-а-а) кричала женщина, брошенная всеми, а люди спокойно обедали, в небе светило солнышко, и на пустыре не было ни души.

— Ну, вот и все. — Наконец-то папа насытился.

— Можно, я теперь покажу, где кричит эта женщина? — спрашиваю.

— Мне добавку кофе глясе, — попросил папа.

— К слову, о тех, кто кричит, — вмешалась мама. — Вчера вечером у Чарли Несбитта и его жены Хелен был очередной скандал.

— Тоже мне, новость! — сказал папа. — У них что ни день — скандалы.

— Я считаю, у Чарли скверный характер, — сказала мама. — Да и жена не подарок.

— Ну, не знаю, — протянул папа. — Мне кажется, она вполне ничего.

— Не тебе судить. Ведь ты едва на ней не женился.

— Опять ты за свое? — не выдержал папа. — Всего-то и были помолвлены полтора месяца.

— Слава богу, хватило ума разорвать помолвку.

— Ты же знаешь Хелен. Она всегда была склонна к театральным эффектам. Надумала, чтобы ее заперли в сундуке и сдали в багаж. У меня прямо волосы дыбом встали. На том все и кончилось. А вообще она славная была. Милая, добрая.

— Ну и чего она добилась? Вышла замуж за такое чудовище.

— Пап! — встряла я.

— Что правда, то правда. Нрав у Чарли крутой, — продолжал папа. — Помнишь, Хелен играла главную роль в школьном выпускном спектакле? Хороша была, как картинка. И даже сама пару песен для этого спектакля сочинила. В то лето она и мне посвятила песню.

— Ха! — фыркнула мама.

— Не смейся. Песня была хорошая.

— Ты мне никогда не рассказывал.

— Это было только между нами. Как же там пелось?

— Пап! — сказала я.

— Отправляйся-ка ты с дочкой на пустырь, пока до греха не дошло, — сказала мама. — А уж потом споешь мне эту дивную песню.

— Ладно, будем собираться, — сказал папа, и я потащила его на улицу.

В такую жару на пустырь никто не выходил, и только зеленые, коричневые и бесцветные осколки бутылочного стекла пускали солнечных зайчиков.

— Показывай, где твоя крикунья, — засмеялся папа.

— Лопаты забыли, — спохватилась я.

— Успеется. Для начала послушаем сольный концерт, — сказал папа.

Подвела я его к тому самому месту.

— Вот здесь, — говорю, — слушай.

Стали мы прислушиваться.

— Ничего не слышу, хоть убей, — сказал папа.

— Шшш! — говорю ему. — Надо подождать.

Подождали.

— Эй, вы! Кто кричал? — Я уже и сама стала кричать.

Мы слышали, как светит солнце. Слышали, как ветер шевелит листву — вообще неслышно. Потом автобус проехал.

И больше ничего.

— Маргарет, — сказал папа, — советую тебе вернуться домой, лечь в постель и обвязать голову мокрым полотенцем.

— Но она была здесь, — не вытерпела я. — Вот именно на этом месте я ее слышала! Она прямо выла, выла, выла. Смотри, тут даже земля вскопана.

Я нагнулась — и во все горло:

— Эй, вы, там, внизу!

— Маргарет, — остановил меня папа, — вчера мистер Келли выкопал здесь большую яму, чтобы сбрасывать туда мусор и всякий хлам.

— А ночью, — объясняю ему, — кто-то другой этим воспользовался и сбросил туда женщину. А сверху забросал землей, как будто так и было.

— Пойду-ка я домой приму холодный душ, — решил папа.

— А как же твое обещание?

— На таком солнцепеке работать вредно, — отговорился папа. — Жарища-то какая.

И ушел домой. Мне было слышно, как хлопнула дверь черного хода.

Я даже ногами затопала.

— Вот черт! — вырвалось у меня.

И тут снова раздался крик.

Она кричала и кричала. Может, она была связана по рукам и ногам и не сумела высвободиться, а теперь собралась с силами и опять стала звать на помощь, а что я могла сделать в одиночку?

Солнце палит, а я стою на пустыре и чуть не плачу. Потом все-таки помчалась к дому и забарабанила в дверь.

— Папа, она снова кричит!

— Конечно, конечно, — сказал папа. — Пойдем-ка. — И стал подталкивать меня наверх. — Вот так-то лучше. — Заставил меня лечь в постель и положил мне на лоб полотенце, смоченное холодной водой. — Тебе надо отдохнуть.

Тут я разревелась.

— Пап, она же умрет, и мы будем виноваты. Ее закопали живьем, как в рассказе Эдгара По. Только представь, какой это ужас: ты кричишь, а людям и дела нет.

— На улицу сегодня ни ногой, — Папа опасался за мое здоровье. — До вечера полежишь в постели. — С этими словами он вышел из моей спальни и запер меня на ключ.

Из гостиной доносился их с мамой разговор. Слезы у меня скоро высохли. Выбралась я из постели и на цыпочках подкралась к окну. Моя комната — на втором этаже. Высоковато. Пришлось сдернуть с кровати простыню, привязать за один угол к ножке кровати и свесить из окна. Потом я влезла на подоконник и благополучно съехала по этой простыне на землю.

Добежала я тайком до сарая, прихватила пару лопат и понеслась на пустырь. А духотища жуткая, как никогда. Стала я копать: копаю-копаю, а голос из-под земли все не смолкает…

С меня семь потов сошло. Вонзаешь лопату, а там сплошь камни да стекла. Я боялась, что провожусь до темноты и все равно не успею.

А что было делать? Бежать за подмогой? И что сказать людям? Они ведь все рассуждают, как мои предки. Нет, надо было копать, сколько хватит сил, и рассчитывать только на себя.

Минут через десять на пустыре появился Диппи Смит. Мы с ним одногодки, вместе в школу бегаем.

— Здорово, Маргарет! — говорит.

— А, Диппи. — Это я на выдохе.

— Чем занимаешься? — спрашивает.

— Копаю.

— Что ищешь?

— Тут из-под земли тетка кричит, надо ее откопать. — Так ему и сказала.

— Не слышу никакую тетку, — сказал Диппи.

— Ты посиди да обожди чуток — и услышишь. А еще лучше помоги.

— И не подумаю, — говорит, — пока не услышу крик.

Мы немного выждали.

— Слыхал? — завопила я. — Теперь доволен?

— Ага! — Хоть и не сразу, Диппи меня зауважал, даже глаза заблестели. — Нормально! Повтори-ка!

— Что повторить?

— Крик такой.

— Надо выждать. — Я даже растерялась.

— Нет, прямо сейчас! — Вот пристал, даже вцепился мне в плечо и начал трясти. — Давай, не тяни резину. — Порылся он в кармане и выудил небольшой агатовый шарик. — Гляди! — Он сунул шарик мне в руку. — Если завоешь, как тогда, — подарю.

Из-под земли раздался протяжный крик.

— Ну, ты даешь! — говорит Диппи. — Покажи, как это у тебя получается! — А сам так и ходит кругами, как будто диковинку разглядывает.

— У меня не… — заговорила я.

— Небось прикупила эту книжечку, «Говори не своим голосом», — Диппи продолжал строить догадки. — Десять центов стоит, ее из Техаса выписывают, в Далласе специальный магазин есть. Точно? У тебя во рту спрятана такая хитрая фиговинка чревовещательная, да?

— Типа того. — Пришлось соврать, чтобы он не слинял раньше времени, — Ты мне помоги, а я тебе по секрету скажу, в чем тут фокус.

— Лады, — согласился Диппи. — Давай сюда лопату.

Теперь мы копали вдвоем, а женщина время от времени начинала звать на помощь.

— Круто, — поражался Диппи, — Можно подумать, она у нас под ногами. Мэгги, у тебя талант! — А потом спрашивает: — Как ее зовут-то?

— Кого?

— Да «крикливую» эту! Зуб даю, ты для такого фокуса целую историю придумала.

— А как же! — Пришлось соображать на ходу. — Зовут ее Вилма Швайгер, богатая старуха, девяносто шесть лет, и ее заживо похоронил злодей по фамилии Спайк, он фальшивомонетчик, подделывает десятидолларовые бумажки.

— Круто, — сказал Диппи.

— В этой же яме закопан клад, а я… я — расхитительница гробниц, хочу и старушке жизнь спасти, и клад себе забрать. — Мне уже стало невмоготу лопатой махать.

Диппи сощурился, как китаец, и напустил на себя таинственный вид:

— Может, и мне стать расхитителем гробниц? — Но у него тут же появилась идея получше. — Давай, как будто там лежит принцесса Омманатра, египетская правительница, вся усыпанная бриллиантами!

Мы все копали, копали, и я подумала: а ведь мы ее спасем, непременно успеем. Если только не останавливаться!

— Послушай, я кое-что придумал, — сказал Диппи.

Тут его как ветром сдуло; возвращается с куском картона и начинает выводить мелком какие-то каракули.

— Ты не отлынивай! — возмутилась я. — Работай давай!

— Хочу вывеску сделать. Вот, гляди: «Кладбище "Вечный Сон"»! Будем тут хоронить птичек, жуков разных. А чего: уложить в спичечный коробок — и нормально. Пойду бабочек наловлю.

— Сейчас не время, Диппи!

— Да я для интереса. Если поискать, можно и дохлую кошку найти…

— Бери лопату, Диппи! Прошу тебя!

— Заколебало уже, — говорит. — Устал. Пойду домой, спать охота.

— Никуда ты не уйдешь.

— Почему это?

— Диппи, хочу тебе открыть одну тайну.

— Ну что еще?

И лопату ногой отпихивает.

А я такая, ему на ухо:

— Там на самом деле заживо похоронена женщина.

— Ну, похоронена. Ты с самого начала так и говорила, Мэгги.

— А ты не поверил.

— Лучше расскажи, как у тебя получается говорить не своим голосом, — рассказывай, а то уйду.

— Да что рассказывать — я же сама ничего не делаю, — призналась я. — Давай так, Диппи: сейчас я отойду, а ты стой тут и слушай.

Из-под земли снова послышался женский крик.

— Ого! — всполошился Диппи. — Там и вправду тетка закопана!

— Вот и я говорю.

— Копаем дальше, — скомандовал Диппи.

Мы поработали еще минут двадцать.

— Интересно, кто она такая?

— Откуда я знаю?

— Может, это миссис Нельсон, или миссис Тернер, или миссис Брэдли. Или кто-нибудь посимпатичнее. Интересно, у нее какого цвета волосы? Узнать бы, сколько ей лет — тридцать, девяносто, шестьдесят?

— Копай давай! — прикрикнула я.

У нас уже выросла приличных размеров горка.

— Вот я думаю: нам вознаграждение положено за спасательные работы?

— А то!

— Как считаешь, центов на двадцать пять она раскошелится?

— Раскошелится на доллар, не меньше. Спорим?

Махая лопатой, Диппи стал вспоминать:

— Читал я книжку про магию. Прикинь: один индус разделся догола, залез в какую-то могилу и кантовался там шестьдесят дней: без еды, без газировки, ни жвачки тебе, ни конфет, да еще без воздуха — два месяца.

Вдруг Диппи переменился в лице.

— Слушай, а вдруг в этой яме транзисторный приемник закопан, а мы тут зря вкалываем?

— Ничего не зря — приемник себе возьмем.

Вдруг над нами нависла чья-то тень.

— Эй, мелюзга, вы что тут безобразничаете?

Мы обернулись. Это был мистер Келли — вообще-то пустырь принадлежит ему.

— Здравствуйте, мистер Келли! — Это мы хором.

— Слушайте меня внимательно, — говорит мистер Келли. — Вы сейчас возьмете свои лопаты и заровняете яму, которую успели выкопать. Кому сказано?

Сердце у меня забилось как бешеное. Я чуть не завыла.

— Мистер Келли, вы не понимаете: оттуда идет женский крик, нужно…

— Знать ничего не знаю. Не слышу никакого крика.

— Да вы прислушайтесь! — Я чуть не разревелась.

Из-под земли — крик.

Мистер Келли прислушался и покачал головой.

— Не слышу. А ну, пошевеливайтесь, засыпайте яму — и марш по домам, пока я вам пинка не дал!

Куда было деваться? Пока мы закидывали яму, мистер Келли стоял у нас над душой, скрестив руки, а женщина все звала на помощь, но мистер Келли притворился, будто ничего не слышит.

Дело было сделано, мистер Келли топнул ногой и прикрикнул:

— Вон отсюда! И чтобы духу вашего здесь больше не было!

Я обернулась к Диппи.

— Это он, — шепчу ему.

— Чего? — не понял Диппи.

— Он убил миссис Келли. Придушил ее, засунул в коробку или в ящик и сбросил в яму. Но она не умерла. Вот он и прикидывался, будто ничего не слышит.

— Ага! — До Диппи наконец-то дошло. — Точняк! Стоял тут и вешал нам лапшу на уши.

— Выход один, — говорю ему. — Надо звонить в полицию, пусть арестуют мистера Келли.

Побежали мы на угол, там в магазине есть телефон.

Не прошло и пяти минут, как в дверь мистера Келли уже барабанили полицейские. А мы с Диппи сидели в кустах и ждали, что будет дальше.

— Вы мистер Келли? — спросил полицейский.

— Да, сэр, чем обязан?

— Ваша жена дома?

— Дома.

— Вы позволите с ней поговорить, сэр?

— Конечно. Анна, иди сюда!

Миссис Келли подошла к дверям и выглянула на улицу.

— Да, сэр?

— Прошу прощения, — извинился офицер. — Миссис Келли, к нам поступил сигнал, что вас зарыли на пустыре. Похоже, звонили дети, но мы должны были убедиться, что у вас все в порядке. Извините за беспокойство.

— Вот гаденыши! — Мистер Келли здорово разозлился. — Поймаю — руки-ноги оторву!

— Шухер! — скомандовал Диппи, и мы дали деру.

— Теперь куда? — спрашиваю.

— Я — домой, — говорит Диппи. — Попали мы. Влетит так, что мало не покажется.

— А как же та тетка?

— Да ну ее к черту! — взъелся Диппи, — Нам на пустырь нельзя. Старик Келли уже бритву точит: выпустит нам кишки — и дело с концом. А я вот что вспомнил, Мэгги. Старикашка-то, кажись, на ухо туговат, глухая тетеря.

— Ничего себе! — Я так и подскочила. — Значит, он и вправду не слышал крика.

— Пока! — буркнул Диппи. — Из-за тебя влипли — тоже мне, чревовещательница нашлась. Ладно, давай.

Я осталась совсем одна в целом мире: никто не хотел мне помогать, никто мне не верил. Впору было залезть в ту же коробку, откуда шел крик, и умереть. Полиция наверняка уже разыскивала меня за ложный вызов, но ведь я не знала, что он ложный; и отец, наверное, уже сбился с ног, если обнаружил, что я сбежала. Оставалось лишь одно… и я решилась.

Стала обходить все дома поблизости от пустыря. Стучу в дверь, мне открывают, и я говорю: «Скажите, пожалуйста, миссис Гризуолд, у вас никто не пропадал?» или «Здравствуйте, миссис Пайкс, вы прекрасно выглядите. Хорошо, что вы дома». Вот так: удостоверюсь, что хозяйка жива-здорова, скажу из вежливости какую-нибудь чушь и двигаюсь дальше. Время-то не ждет. Дело к вечеру. А я все думаю: в коробке воздуха — всего ничего, она же задохнется, надо спешить! Звоню, стучу, почти до самого нашего дома дошла, гляжу — осталась всего одна, последняя дверь. Где мистер Чарли Несбитт живет, сосед наш. Стучу, стучу…

Вместо миссис Несбитт (Хелен — так ее мой папа называет) дверь почему-то открыл сам мистер Несбитт, Чарли то есть.

— О, — удивился, — кого я вижу: Маргарет.

— Да, — говорю, — это я. Добрый день.

— Тебе чего, деточка? — спрашивает.

— Мне… это… мне бы с вашей женой повидаться, с миссис Несбитт, — бормочу в ответ.

— Ага, — говорит он.

— Можно?

— Видишь ли, она в магазин пошла, — говорит.

— Ничего, я подожду. — А сама шмыг в дом.

— Эй! — Сказать-то ему больше нечего.

Села я на стул.

— Ох! — говорю. — Ну и жарища сегодня! — Стараюсь не суетиться, а в голове засело: там, под землей, воздуха-то все меньше и меньше и крик все слабее.

— Послушай, деточка. — Чарли подошел поближе, — Наверное, ждать не стоит.

— Да? А почему? — спрашиваю.

— Понимаешь, моя супруга не вернется. — Так и сказал.

— Как это?

— То есть, я хочу сказать, сегодня не вернется. Она действительно пошла в магазин, но после этого… после этого прямиком отправится в гости к своей матушке. Вот именно. Она собирается к маме, в Скенектеди. Вернется денька через два-три, а то и через неделю.

— Какая жалость! — прикинулась я.

— А в чем дело?

— Хотела ей кое-что рассказать.

— Что же?

— Хотела ей рассказать, что на пустыре закопали одну женщину, засыпали тоннами мусора и теперь она кричит из-под земли.

Мистер Несбитт вдруг выпустил из пальцев сигарету.

— Ой, мистер Несбитт, у вас сигарета упала, — говорю ему и показываю носком туфли.

— Разве? Да, верно. — А сам такой: — Хелен вернется — передам ей твой рассказ. Позабавлю ее.

— Вот спасибо. Там правда-правда закопана настоящая женщина.

— А ты откуда знаешь?

— Я слышала голос из-под земли.

— Нет, откуда ты знаешь, что там женщина, а, скажем, не корень мандрагоры?

— А что это?

— Ну, как же, мандрагора. Растение такое, деточка. Оно говорит человеческим голосом. Я точно знаю, сам читал. Так почему ты решила, что это не мандрагора?

— Мне такое и в голову не пришло.

— Очень жаль. — Берет новую сигарету — и хоть бы хны, — Скажи, деточка, ты… э-э-э… ты еще кому-нибудь рассказывала эту историю?

— А как же! Я всем рассказала.

Мистер Несбитт чиркнул спичкой и обжегся.

— И что же: кто-нибудь решил разобраться, что к чему?

— Нет, — отвечаю. — Никто не верит.

А он с улыбочкой:

— Разумеется. Само собой. Ты ведь еще мала. Кто тебя станет слушать?

— Прямо сейчас возьму лопату и пойду на пустырь, — говорю.

— К чему такая спешка?

— Мне пора. — Я как будто его не слышала.

— Посиди со мной. — Вот привязался.

— Нет, спасибо. — Тут я струхнула.

Он взял меня за плечо:

— Ты в карты умеешь играть, деточка? В двадцать одно?

— Да, сэр.

А у него на столе лежала колода карт.

— Давай поиграем.

— Мне нужно идти ее откапывать.

— А куда спешить? — Даже бровью не повел. — К тому же и моя жена, видимо, скоро вернется. Да, не сомневаюсь. Уже скоро. Дождись ее. Посиди немного.

— Думаете, она вернется?

— Непременно, деточка. Расскажи-ка мне, что там за голос. Громкий?

— Нет, он уже слабеет.

Мистер Несбитт вздохнул и заулыбался:

— Ох уж эти детские фантазии! Давай-ка перекинемся с тобой в двадцать одно, это куда интереснее, чем слушать, как женщины кричат.

— Мне пора идти. Поздно уже.

— Не торопись, у тебя же каникулы.

Я поняла, чего он добивается. Хотел подольше задержать меня в своем доме, чтобы та женщина померла и замолчала навеки. Чтобы я уже не смогла ей помочь.

— Минут через десять и жена моя подойдет, — сказал он. — Да. Минут через десять, не позже. Ты ее дождись. Посиди здесь.

Стали мы играть в карты. А часы тикают. Солнце клонится к горизонту. Поздно уже. А у меня из головы не идет крик о помощи, только он становится все слабее и слабее.

— Пойду я, — говорю.

— Сыграем еще, — не отстает мистер Несбитт. — Подожди еще часок, деточка. Может, жена моя еще передумает и вернется. Ты не спеши.

А сам все на часы поглядывает.

— Что ж, деточка, думаю, теперь ты можешь идти.

Я его живо раскусила. Ночью он проберется на пустырь, откопает свою жену, еще живую, отвезет куда-нибудь подальше и уж там зароет как следует.

— До свидания, деточка, до свидания.

Он меня отпустил — решил, что к этому времени весь воздух, что был в ящике, наверняка закончился.

Дверь захлопнулась прямо у меня перед носом.

Вернулась я на пустырь и спряталась в кустах. А что мне оставалось? Рассказать маме с папой? Так они и поверили. Донести в полицию на мистера Чарли Несбитта? Но он сказал, что его жена уехала в гости. Кто бы стал меня слушать?

Из моего укрытия хорошо просматривался дом мистера Келли. Хозяина нигде не было видно. Я добежала до того места, откуда шли крики, и замерла. Ни звука. Было так тихо, что я решила — все. Кончено. «Опоздала», — думаю.

Наклонилась я к самой земле, прямо ухом прижалась.

И что я слышу? Очень далеко, глубоко под землей, едва различишь.

Та женщина больше не кричала. Она пела.

Как-то так: «Моя любовь была прекрасна, моя любовь была чиста…»

Грустно так. Слабо-слабо. Бессвязно, что ли. Оно и неудивительно: промучайся столько времени под землей, в ящике — конечно, рассудок помутится. Ей бы воздуха глотнуть да подкрепиться — и все придет в норму. А так — она пела, даже не звала на помощь, не кричала, а просто пела.

Послушала я, послушала.

А потом развернулась — и через пустырь, к дому. Вошла не с черного хода, а через парадную дверь.

— Папа! — зову.

— Явилась! — Прямо рявкнул.

— Папа. — А сама больше ничего выговорить не могу.

— Вот я тебе задам. — Рассердился не на шутку.

— Она больше не кричит.

— Чтобы я о ней больше не слышал!

— Теперь она поет! — выкрикнула я.

— Не выдумывай!

— Пап, — говорю, — она же умрет, если ты мне не поверишь. Правда-правда, она поет, вот как-то так.

Напела ему мотив. Даже слова вспомнила. «Моя любовь была прекрасна, моя любовь была чиста…»

Отец прямо весь побледнел. Подходит ко мне, берет за руку.

— Как-как? — спрашивает.

Я опять:

— «Моя любовь была прекрасна, моя любовь была чиста…»

— Где ты слышала эту песню? — кричит сам не свой.

— Говорю же: на пустыре, вот только что.

— Это же песня Хелен, она ее сочинила давным-давно, специально для меня! — разволновался папа. — Откуда тебе знать? Никто ее не знает, только мы с Хелен. Я никогда ее не пел. Ни тебе, ни кому другому.

— Еще бы, — говорю.

— О боже мой! — выкрикнул папа и бросился в сарай за лопатой.

А потом вижу — прибежал на пустырь и копает, а кругом полно народу, и все тоже машут лопатами. От радости у меня чуть слезы не потекли.

Бросилась я к телефону, набрала номер. — Диппи сам снял трубку. Я такая:

— Привет, Диппи! Все нормально. Сработало. Криков из-под земли больше не будет.

— Круто, — обрадовался Диппи.

— Встречаемся на пустыре через две минуты — и лопату не забудь, — говорю ему.

— Кто последний — тот козел! Давай! — заорал Диппи.

— Давай, Диппи, — ответила я и выскочила из дому.



 

Читайте cлучайный рассказ!

Комментарии

Написать отзыв


Имя

Комментарий (*)


Подписаться на отзывы


Е-mail

Леонид, 24 мая 2023

О чем вы вспомните на пороге смерти? Что вам было дорого в этом мире? Что вы сможете унести с собой, когда у вас не будет ни карманов, ни рук?

Лора, 16 августа 2022

Это же рассказ о глубине отчаяния, когда уже не борешься за жизнь, не просишь о помощи, а поешь старую песенку счастливых времен. О безисходности и чудесном избавлении, о взаимосвязи событий в жизни.

Тати, 25 апреля 2014

Взрослые очень часто не слушают детей, хотя они могут поведать о многом

Аня Берг, 30 декабря 2013

Равнодушие -хуже войны...

ирина, 23 мая 2013

я на всю жизнь запомнила, как увидела нечто на опушке леса и звала маму посмотреть, бегала туда-сюда, умоляла, а она была занята у плиты и так и не вышла. А видела я вот что: на опушке стоял огромный вровень с деревьями серебристый шар, идеально круглый, сияющий, он парил невысоко над землей. Об НЛО тогда слыхом не слыхивали, но я понимала (мне было 5 лет), что это что-то необычное. И это не было аэростатом или чем-то в этом духе. потом очередной раз я выбежала - его нет...

енот, 21 апреля 2013

Очень круто! Уважаю!

, 17 июля 2012

Замечательный рассказ,но мне кажется,что концовка вновь оборвана как в рассказе "Спустись в мой подвал".Но это же и делает рассказы Брэдбери уникальными,заставляет читателя придумывать дальнейшие действия самим.

Умник, 5 июля 2012

У меня так Гуф умер

Никто, 22 апреля 2012

Я был в подобной ситуации. Видел как женщина выпала из поезда на полном ходу и мне тоже никто не поверил. Может быть ее бы удалось спасти, если бы я смог до них доораться тогда(

Иринка, 18 июля 2011

Да,очень много равнодушных людей!
Пока это не касается тебя лично,даже пошевелиться лень.А ведь потом может быть уже поздно.

Юлия, 18 июля 2011

Проникновенно!
Действительно, многие слышат только то, что хотят слышать.

Kikishtan, 27 мая 2011

Мля, шо за тупой отстой.

Артур, 21 марта 2010

Очень захватывающий рассказ! Прочитал на одном дыхании. Брэдбери гений!!

Лорита, 24 сентября 2008

только что прочитала сие творение.Мне очень понравилось. Книга написана на доступном читателю языке...Один миг и ты погружаешься в рассказ, не каждому писателю удается в точности перенести из реальности на страницы книги. Рею Бредбери удалось не только донести основную мысль произведения, но и заставить читать его рассказы еще и еще...

Сергей, 28 июня 2007

Впервые прочитал рассказ ещё в шестом классе, но он был на английском, и по понятным причинам перевод получился не очень. Позже увлекся творчеством Брэдбери и начал читать все подряд. Перечитав рассказ могу сказать что написан в привычном Брэдбери стиле. Мне понравился, и советую прочитать.

Написать отзыв


Имя

Комментарий (*)


Подписаться на отзывы


Е-mail


Поставьте сссылку на этот рассказ: http://raybradbury.ru/library/story/51/11/2/