« Статьи
Часть 2: Духовный путь Гая Монтэга. Роль религии в романе
По сути, всё повествование — история духовного становления Гая Монтэга, «пожарника», чьей профессией было изымать и сжигать запрещённые книги. Как и большинство его сограждан, он делит свою жизнь между работой и изоляцией в собственном доме, с равнодушной ко всему, кроме телепередач, женой. Пробуждение от «спячки» происходит в тот день, когда Гай встречает юную девушку, Клариссу Маклеллан. Кларисса не такая, как все: она представляет собой тип так называемого «естественного человека», не адаптированного к технократической цивилизации. Своей детской непосредственностью она вызывает у Монтэга интерес, а затем становится для него как бы духовным проводником, заставляя критически осмысливать окружающее бытие. Она не пытается спорить с Монтэгом, навязывать ему своё мнение. Она только задаёт вопросы и констатирует факты, обращая внимание своего собеседника на то, о чём он прежде никогда не задумывался: о жизни, культуре, искусстве, о людях: «Сыплют названиями — марки автомобилей, моды, плавательные бассейны и ко всему прибавляют: «Как шикарно!» Все они твердят одно и то же. Как трещотки. А ведь в кафе включают ящики анекдотов и слушают всё те же старые остроты или включают музыкальную стену и смотрят, как по ней бегут цветные узоры, но ведь всё это совершенно беспредметно, так — переливы красок. А картинные галереи? Вы когда-нибудь заглядывали в картинные галереи? Там тоже всё беспредметно. Теперь другого не бывает. А когда-то... всё было иначе. Когда-то картины рассказывали о чём-то, даже показывали людей»
Эта непохожая на других девушка, почти девочка, задевает какие-то струны в Монтэге: «Ему показалось, что он раздвоился, раскололся пополам и одна его половина была горячей как огонь, а другая холодной как лёд, одна была нежной, другая — жёсткой, одна — трепетной, другая — твёрдой как камень. И каждая половина его раздвоившегося «я» старалась уничтожить другую»
Монтэг не может работать, как раньше, по-прежнему общаться с сослуживцами, с женой. Нелепая гибель Клариссы усугубляет дело: он всерьёз задумывается о мире, в котором живёт и в котором всё до сих пор принимал как должное.
Он начинает тайком приносить домой и читать книги. [Небольшое замечание: согласно роману Монтэг начал носить домой книги задолго до того, как встретил Клариссу. Хозяин сайта] Он учится мыслить. В его жизни появляется новый духовный наставник — бывший профессор английского языка Фабер, человек старомодный и интеллектуальный. Тот довершает начатое Клариссой: открывает ему глаза и ставит всё на свои места. Гай Монтэг становится бунтарём, изгоем. Он бежит из города, который живёт сегодняшним днём, мелкой суетой в преддверии ядерной войны. Но поиски истины ещё не окончены.
Следующий этап для беглеца Монтэга, уже потерявшего свой социальный статус в том, привычном мире, скитальца, лишившегося всего, — одиночество на фоне природы, ставшее для него катарсисом, очищением: «Это всё, что ему теперь нужно. Доказательство того, что огромный мир готов принять его и дать ему время подумать над всем, над чем он должен подумать».
Период скитаний символизирует окончательный разрыв главного героя с его социумом, а вместе с тем — переход его духовного содержания в новое качество. Теперь он готов к встрече с единомышленниками Клариссы и Фабера, бежавшими, как и он, из Города, чтобы жить по иным законам, законам свободы. Их называют «людьми-книгами» — каждый из них выучил наизусть какое-нибудь литературное или публицистическое произведение, вошедшее в мировую сокровищницу культуры. Такую книгу нельзя сжечь. Её можно уничтожить только со смертью человека. Но они передают содержание книг из уст в уста, из поколения в поколение. И они не только хранители культурных традиций — они ещё и пытаются жить в гармонии с другими людьми и с природой.
Сообщество «людей-книг», скрывающихся в лесах, вдали от цивилизации, очевидно, и является преддверием брэдбериевского идеала общественного устройства. Одна из важнейших философских проблем для писателя — это проблема взаимоотношений человека с природой. В романе через призму этих взаимоотношений просеиваются все культурные, духовные и общечеловеческие ценности. Через отношение к природе проявляется сущность персонажей романа. Кларисса при первой встрече рассказывает Монтэгу: «Хорошо гулять ночью, правда? Я люблю смотреть на вещи, вдыхать их запах, и бывает, что я брожу вот так всю ночь напролёт и встречаю восход солнца». Но это — вне нормы, и её заставляют ходить к психиатру. «Психиатр хочет знать, почему я люблю бродить по лесу, смотреть на птиц, ловить бабочек». Совсем по-иному воспринимает природу Милдред: «...Я всегда сажусь в машину и еду куда глаза глядят, только побыстрей... За городом хорошо. Иной раз под колёса кролик попадёт, а то и собака». Женщина сама не осознаёт, как чудовищны её последние слова. Гибель живых существ она воспринимает как часть приятного развлечения, не более.
Норма — не естественное. Норма — противоестественное! И потому Монтэг никак не может понять Клариссу. Общество будущего пожертвовало естественной средой ради создания удобства и комфорта. Фабер с горечью констатирует: «Мы живём в такое время, когда цветы хотят питаться цветами же, вместо того, чтобы пить влагу дождя и соки жирной почвы. Но ведь даже фейерверк, даже всё его великолепие и богатство красок создано химией земли. А мы вообразили, будто можем жить и расти, питаясь цветами и фейерверками, не завершая естественного цикла, возвращающего нас к действительности»
«Люди-книги» мечтают, что «наступит день, когда города шире раздвинут свои стены и впустят к себе леса, поля и дикую природу. Люди не должны забывать... что на земле им отведено очень небольшое место, что они живут в окружении природы, которая легко может взять обратно всё, что дала человеку. Ей ничего не стоит смести нас с лица земли своим дыханием или затопить нас водами океана — просто чтобы ещё раз напомнить человеку, что он не так всемогущ, как думает»
Писатель решает проблему, связанную с отчуждением человека от природы, утопически — избранные бегут из обречённого мира и создают новую цивилизацию. Но если Хайнлайн рассматривает этот вариант с подчёркнуто реалистической позиции, апеллируя к грубо примитивной, животной сущности человека, выдвигая идею компромисса с самыми низменными людскими инстинктами, декларируя их как аналог свободы, то Брэдбери, напротив, видит спасение в уходе от материального, телесного. Для него важна именно духовная свобода. Только духовная суть мира и человека есть истина, утверждает фантаст. Так возникает в книге тема религии как альтернативы бездуховной массовой культуре.
Религиозный подтекст книги подчёркивают неоднократно встречающиеся ссылки на Библию, которые, наряду с цитатами из литературных источников, подспудно подводят к предлагаемому автором выходу из сложившейся ситуации всеобщего кризиса. С идеей перехода в иной цикл бытия связан и образ птицы Феникс, периодически сжигающей себя и возрождающейся из пепла. Эта метафора символизирует надежду писателя на то, что человечество сможет использовать накопленный веками опыт и знания, чтобы пройти через бесконечные циклы из дезинтеграций и новых возрождений.
Все библейские ссылки занимают определённое место в контексте романа и играют особую роль в развитии повествования, способствуя пониманию его внутреннего философского смысла. Монтэг тайком читает Евангелие в метро, под аккомпанемент рекламы. Это отрывок о лилиях: «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Ев. от Матфея. — Гл.VI. — 28-33). Строки о лилиях перемежаются с рекламой зубной пасты «Денэм», звучащей в вагоне. Эта параллель символична: проведена черта между двумя сферами бытия — материальной и духовной. Люди забыли, что необходимо заботиться о душе, они посвятили себя заботам о хлебе насущном, тогда как всё, что имеет человек, даёт ему Бог. В конце повествования мы находим цитату из Экклезиаста: «Всему своё время. Время разрушать и время строить. Время молчать и время говорить». Эти слова, краткий пересказ библейской главы «Всему своё время, и время всякой вещи под небом...» (Кн. Экклезиаста. — Гл.111. — 1-8), приходят на ум Монтэгу, когда он вместе со своими единомышленниками уходит прочь из Города, уничтоженного бомбами. Время разрушения закончилось. Теперь время строить. Необходимо подчиниться естественному порядку вещей, перейти к следующему циклу бытия — таков скрытый смысл этого эпизода.
Роман заканчивается ссылкой на Апокалипсис: «... И по ту и по другую сторону реки древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее каждый месяц плод свой; и листья древа — для исцеления народов» (Откровение Иоанна Богослова. Гл. ХХ11. — 2). Это означает, что спасённым людям предстоит долгий путь исцеления, возврата к духовным истокам.
На протяжении всего повествования неоднократно упоминается Книга Иова. Очевидно, здесь имеет место параллель между мытарствами библейского персонажа и Гая Монтэга. Как и Иов, Гай приходит к пониманию Бога через боль и страдание. Недаром Иов говорит Господу: «... Я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Кн. Иова. — Гл. ХL11. — 6), а Монтэг спрашивает сам себя и сам же отвечает: «Что ты дал городу, Монтэг? Пепел».
Можно ли сравнивать Гая Монтэга с Алексом Хергенсхаймером, хайнлайновским «Иовом»? Безусловно, некоторое сходство между их образами есть, хотя в романе Брэдбери, в отличие от произведения Хайнлайна, нет прямых указаний на библейского героя. Целью обоих персонажей являются поиски истины. Однако Монтэг обретает её в Боге, находит утешение в Библии и христианстве, тогда как Хергенсхаймер фактически отрекается от религии во имя любви к женщине. Каждый из фантастов по-своему пытается совместить религиозные понятия добра и зла с реалиями современной жизни. В связи с этим можно привести высказывание Эриха Фромма:
«За фасадом христианской религии возникла новая тайная религия, «индустриальная» религия, укоренившаяся в структуре характера современного общества, но не признаваемая «религией». Индустриальная религия несовместима с подлинным христианством». Если Роберта Хайнлайна не устраивает традиционная религия, то Брэдбери, напротив, полагает, что люди должны возвратиться к основам христианства. Хайнлайн, как уже доказывалось выше, старается увязать древние языческие традиции и современную прагматическую концепцию бытия, которую Фромм именует «индустриальной». Брэдбери, также говоря о необходимости «возврата к природе», однозначно утверждает: «индустриальная» религия, религия зубной пасты «Денгэм» и «мыльных опер» — ложна, истинным является лишь формировавшийся тысячелетиями духовный опыт человечества. Таким образом, религия для Хайнлайна — это соотношение природного естества и прагматизма, а для Брэдбери — это то же природное естество в сочетании с христианской ментальностью.
Важное место в романе занимает тема апокалипсиса. Апокалиптическое видение мира сформировалось в американской фантастике после взрыва атомной бомбы в 1945 г. Мы уже рассматривали прежде этот аспект у Хайнлайна («Свободное владение Фарнхэма», «Иов»). На протяжении всего повествования в «451° по Фаренгейту» встречаются упоминания о грядущей войне. И не случайно книга заканчивается взрывом атомной бомбы. Брэдбери считает, что нужно возвратить мир к начальной точке отсчёта. Но, чтобы это сделать, надо покончить с прогрессом, с цивилизацией: «Вместе с пылью на землю опускалась тишина, а с ней и спокойствие, столь нужное им для того, чтобы оглядеться, вслушаться и вдуматься, разумом, чувствами постигнув действительность нового дня». Здесь гибель цивилизации — не столько трагедия, сколько естественное завершение всеобщего кризиса — социального, духовного, экологического. Война, по мысли автора, освободит человечество от пут и условностей прежнего существования. Перед людьми откроются неограниченные возможности. Война открывает выход, которого не было в «асфальтовых джунглях». Человек уже не выберет сытость, комфорт, иллюзию — их просто больше нет, всё разрушено. И вот тогда люди наконец найдут время задуматься о смысле жизни, впервые увидят мир таким, какой он есть. А затем начнут строить. «Когда-нибудь мы вспомним так много, что соорудим самый большой в истории экскаватор, выроем самую глубокую, какая когда-либо была, могилу и навеки похороним в ней войну. А теперь в путь. Прежде всего, мы должны построить фабрику зеркал. И в ближайший год выдавать зеркала, зеркала, зеркала, ничего, кроме зеркал, чтобы человечество могло хорошенько рассмотреть в них себя», — говорит один из «людей-книг»,- Грэнджер.
Брэдбери не пугает. Он — предостерегает: если общество будет следовать по прежнему пути, «когда люди уже не представляют ценности» и человек — «как бумажная салфетка: в неё сморкаются, комкают, выбрасывают, берут новую, сморкаются, комкают, бросают», оно лишится всех плодов, взращённых цивилизацией, и придётся начать всё с нуля. В романе апокалиптические мотивы сопряжены с мотивом духовного возрождения. Естественное, человеческое торжествует на фоне катастрофы.