Авторы сценария — Иван Лощилин и Марина Цурцумия.
Операторы — Анатолий Сусеков и Кирилл Бутырин.
Длительность — 70 минут.
«Dominus» — в переводе с латинского, господин, хозяин, владелец, и даже Господь. В исходном рассказе Брэдбери этого слова не встречается. «Dominus» производится от санскритского глагола «укрощать» — и хозяин символического пшеничного поля хотя и не укрощает, но решительно укорачивает срок жизни своих подопечных. Как пишет об этом фильме кандидат философских наук Н. А. Цыркун, «жанр фантастики наднационален и намеренно оторван от конкретной почвы. Брэдбери здесь столь же «национален», как Лем в «Солярисе» Тарковского. В обоих случаях заимствовано то, что в паспорте зарубежного кино именуется «идеей» (идея такого-то, диалоги такого-то). Идеи же границ не имеют. К тому же «Доминус» сжат до конденсата притчи — сгустка общечеловеческого опыта, в котором снимаются любые индивидуальные приметы».
В периодике в один голос называют лишними финальные кадры, где показаны катастрофы и смерти по всей планете, произошедшие в результате кровавой жатвы нового хозяина. Как пишет киновед С. А. Лаврентьев: «В художественной структуре «Доминуса» живые, говорящие колосья впечатляют куда больше, чем хроника, именно потому, что первый образ рождён картиной, а второй привнесён из других структур.
Казалось бы, что особенного в повторяющемся кадре пшеничных колосьев? Обычная панорама — от корней по стеблю к зёрнам… Однако фантастической мощи в этой панораме, пожалуй, побольше, чем даже в тех эпизодах, где используется деформирующая оптика, где исчезает цвет, где звучит тревожная музыка. Здесь дело в скорости движения камеры, причём счёт идёт на доли секунды. В синхронизации изображения и звука. В чистоте записи последнего — чтобы в странном шуме, возникающем в начале панорамы, можно было различить и шум ветра, и тысячный гул человеческих голосов.
Александр Хван создаёт фильм так, будто это первый фильм в истории человечества. Будто ему, режиссёру, открылась великая тайна: кино — это пластическое искусство. Он ощутил вдруг, что можно разминать режиссёрскими руками нечто эфемерное, несуществующее, непонятное. Растягивать это, сплющивать, сужать, расширять. Показать всем, поделиться своей радостью по поводу сделанного открытия.
Радость! Вот, пожалуй, ключевое слово для определения режиссуры «Доминуса». Хван снимает картину не для того, чтобы рассказать что-то, не для того, чтобы кого-то в чём-то убедить. Он наслаждается самим процессом съёмки. Он легко и свободно строит формообразующий каркас фильма.
Наряду с вышеописанными панорамами по колосьям этот самый каркас образуют эпизоды, что называется, проходные. Долгие планы и короткие планы поля, дома, неба, дороги. Обычные, статичные, но в то же время заряженные какой-то кинетической энергией. Поле слишком огромное, небо чересчур безоблачное (или чересчур грозовое), дом слишком обычен, чтобы в нём не скрывлась какая-то тайна… Поведение героя поражает не в кульминационные моменты действия, а между ними — когда он начинает догадываться или когда пытается осознать». В целом, С. А. Лаврентьев относит фильм к числу формалистических, где форма довлеет над содержанием, а это не всегда хорошо. Однако в данном случае критик делает вывод, что «формальные достижения картины очень важны в контексте нашего современного кинопроцесса. Когда на отечественных экранах воцаряются кооперативные боевики с их убогой мимикрией под «западные образцы», стремление Александра Хвана к «чистому кино» необходимо приветствовать».
Вторая часть фильма «Чёртово колесо» снято Мариной Цурцумией по одноимённому рассказу Брэдбери. Сюжет рассказа схож с одной из сюжетных линий повести «Надвигается беда» и был написан ранее её на 14 лет. Экранизация начинается с того же, чем закончилась первая часть, «Доминус». Это кадры-перечисления, но уже не смертей, а стандартных пороков человечества. Опять же, гораздо интереснее них получилось долгое медитативное разглядывание крутящегося дьявольского аттракциона. Лучше всего в этом фильме, пожалуй, именно операторская работа: кадры бега по мосту, по траве. Спецэффекты уже чересчур наивны для 1990 года, но подходящая мрачная атмосфера, тем не менее, авторам удалась.
