300
Она перемеряла три платья, и ни одно не было ей впору. Сейчас они словно принадлежали кому-то другому. От волнения она так покраснела, что к ней не шла никакая одежда. От жара ее стройное тело располнело, так что все платья, казалось, стягивали его корсетами. А тут еще пудра рассыпалась по полу, как снег, а губы неровно накрасились, и она взглянула на себя в зеркало с изумлением, будто увидела там привидение.
— Бог мой, Лидия! — показалась в дверях Хелен. — Он всего лишь мужчина.
— Он Джон Ларсен, — возразила Лидия.
— Это еще хуже. Волосы дыбом, руки ниже колен, тонкогубый, глазки бегают, и вот он здесь — здрасьте пожалста!
Лидия расплакалась. Она сидела и смотрела в зеркало на свои слезы.
— Прости, — сказала Хелен. — Но он такой дурак.
— Хелен!
— Ты моя родная сестренка, вот и все.
— А для меня он бог.
— Не надо больше плакать. Раз он для тебя бог, пусть будет бог. Теперь, когда наши родители померли, я тебе как мать, я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. У меня было достаточно мужчин, чтобы сказать: они все придурки и лгуны, все до единого. Цирк уехал, а эти остались: макаки, клоуны и свистуны.
Лидия пребывала словно во сне.
— Для меня он добрый, красивый, порядочный. На улице с нами раскланивается. Он ведь никогда не был у нас в доме, а? Ни разу слова плохого не сказал. И тут вдруг сегодня звонит мне по телефону и говорит, что хотел бы заскочить на часок со мной повидаться. Я весь день плакала, так счастлива была. Я же годами не решалась ему позвонить. Я видела его перед табачным магазином «Юнайтед сигар» с тех самых пор, когда мне минуло шестнадцать, это было двадцать лет назад, и мне всегда хотелось остановиться и сказать ему: «Я люблю тебя, Джон, увези меня отсюда, будь моим». Но всегда проходила мимо. И, знаешь, иногда в последние годы, когда мы с тобой проходили мимо, мне казалось, в его глазах было что-то такое, будто он тоже меня узнал. Но он всегда только улыбался и небрежно приподнимал шляпу.
— Таким штукам мужчины набираются друг от друга. С фасада просто дворец, а посмотришь с тыла — нужник нужником. Так что подправь макияж и надень к своему красному румянцу что-нибудь зеленое.
— Я не хотела плакать так, чтобы лицо раскраснелось. — Она посмотрела на расплывшиеся губы на скомканном платке. — Хелен, Хелен, и с тобой было то же самое десять лет назад, когда ты любила Джейми Джозефса?
— Каждое утро мои простыни были горячие, хоть водой заливай.
— О Хелен!
— Но потом я узнала, что он играл со мной в наперстки, знаешь, как в цирке. Он потребовал, чтобы я все поставила на кон. Я была молода. И послушалась. Я была уверена, что если и растрачусь вся в пух и прах, то в нужный час буду знать, где его найти. Но час настал, я подняла один из трех наперстков, а Джейми и след простыл. Покатил со своим цирковым номером: по улице, по улице, а потом из города по «железке» — только его и видели. Интересно мне знать, хоть одной из женщин удалось найти Джейми?
— Ох, не надо так, пусть сегодня у нас будет счастливый день!
— Будь счастлива тем, что ты счастлива. А я буду счастлива тем, что я цинична, и посмотрим, кто из нас в конце концов будет счастливее.
Лидия нарисовала себе новые губы и растянула их, в улыбке.
Стоял теплый сентябрьский вечер, и первые дымки костров поднимались среди кленов вокруг старого, дряхлеющего дома. Лидия, словно привидение, ходила по темной, как пещера, гостиной; все огни были потушены, кроме ее пылающего розового румянца, так что она издалека заметила его движущуюся, как в мелодраме, фигуру еще прежде, чем он повернул к дому и решительно зашагал по дорожке, шурша опавшей листвой. Она слышала, как он на ходу насвистывает какую-то осеннюю мелодию. Она наспех стала придумывать, что говорить, но слова приходили на ум и на язык в виде скомканного, бессвязного набора букв, в котором тонул и кружился ее разум. Она снова расплакалась, и напыщенные слова смылись и растворились в потоке этих слез, а руки и ноги едва не растеряли навек все заученное изящество движений. Она прервала этот процесс, хорошенько шлепнув себя по щеке. Вот он уже поднимается по ступеням безмолвного дома, вот он звонит в серебряный колокольчик, снимает соломенную шляпу, которую он надел слегка не по сезону, трижды прокашливается, словно посетитель, старающийся привлечь внимание нерадивого служащего. Он что-то бормотал про себя, как будто в панике повторяя роль.
— Добрый вечер!
Джон Ларсен отпрянул от двери, словцо ему выстрелили прямо в лицо из пистолета. Пораженная звуком собственного голоса, внезапно вырвавшегося из ее груди, Лидия лишь стояла, покачиваясь, в дверях, пока наконец лицо пришедшего с улицы мужчины не обрело прежнюю улыбку, которая вновь оказалась кстати. Затем, сама не зная как, Лидия открыла дверь и вышла на веранду.
— Какой замечательный вечер, — сказала она. — Давайте сядем здесь, на качелях.
— Отлично, — произнес Джон Ларсен, когда они уселись в затканной виноградом тени укромных садовых качелей, скрытых от посторонних глаз.
Он помог ей сесть, поддерживая за локоть, и место, которого он коснулся, загорелось огнем и заныло, словно ожог, след от которого останется на всю жизнь. Голова ее закружилась, она села на скамью, и все вокруг закачалось вверх-вниз; она подумала, что ей дурно, но потом поняла, что это качели раскачивают ее вверх-вниз, а рядом все так же молча сидит мужчина, который неловко вертит в руках свою шляпу, прищурившись, разглядывает ярлычок с обозначением размера, марки производителя и цены. В его руках эта шляпа выглядела словно плетеная мебель. Он то и дело запускал в нее руку, будто ища там слова, чтобы завязать разговор, затем смущенно вскидывался, словно собираясь подняться и удрать из гостьей. Должно быть, он потерял все слова где-то между верандой и дорожкой, ведущей к дому.
Лидия была сама не своя, ее лицо пылало, как факел, кожа горела, обожженная приливом крови, кости ныли от жара, и тут она почувствовала, как ее распухшие губы произнесли:
— Приятно видеть вас, мистер Ларсен.
— О, зовите меня Джон, — ответил он и качнул скамейку, оттолкнувшись ботинками, которые теперь почему-то ужасно скрипели на разные голоса при каждом движении.
— Мы очень надеялись, что однажды вы к нам заглянете, — сказала Лидия и тут же поняла, что сболтнула лишнее.
— Правда, это правда? — Он повернулся к ней и смотрел на Лидию с детским восторгом, так что ее слова оказались кстати.
— Да, мы часто говорили, что хорошо бы вам заглянуть к нам.
— Я так рад, — сказал он, сидя на краешке качелей. — Знаете, я пришел сегодня поговорить, об одном очень важном деле.
— Я понимаю.
— Правда? Вы догадались?
— Думаю, да.
— Я так много лет знаю вас и вашу сестру, мимоходом обмениваясь несколькими словами, — продолжал он. — Я так много раз видел, как вы идете мимо. И у меня никогда не доставало смелости...
— Спросить разрешения зайти к нам.
— Именно так. До сегодняшнего вечера. И вот сегодня я набрался храбрости. А знаете почему? Сегодня мой тридцать четвертый день рождения. И я сказал себе: Джон Ларсен, ты стареешь. Ты слишком долго бродил по свету, слишком много скитался. Веселая жизнь для тебя закончилась. Пора осесть. А где лучше осесть, чем в твоем родном городе, Гринтауне, и в нем, конечно же, найдется девушка, по-настоящему красивая девушка, которая, может быть, даже ни разу не взглянула на тебя...
— Еще как взглянула... — уклончиво сказала Лидия.
Он опешил от счастья.
— Я даже мечтать не мог!
Он снова откинулся на спинку качелей, улыбаясь.
— В любом случае, сказал я себе, ты должен зайти к ней домой. Заявить о себе. Высказать все. Но я не решался. Видите ли, бывают иногда женщины такие прекрасные и далекие, неосязаемые, такими и должны быть женщины. А я трус. Правда, правда, я трус, когда дело касается женщин. Правильных женщин. Как вы посоветуете мне поступить? Я решил сперва прийти к вам, поговорить с вами, все спланировать — а вдруг вы мне поможете.
— Сперва? — переспросила Лидия. — Помочь вам? Спланировать.
— О, ваша сестра, она такая красавица, — продолжал Джон Ларсен. — Высокая, белолицая. Я сравниваю ее с белой лилией. Особый вид, на длинном стебле. Такая величественная, важная и прекрасная. Я много лет смотрел, как она проходит мимо меня, и был влюблен в нее, ну вот, я и сказал эти слова. Десять лет я смотрел, как она проходит мимо, но боялся что-либо сказать.
— Что? — Жаркий факел замерцал на ее лице и погас.
— Так вы говорите, я тоже ей нравлюсь? Подумать только, сколько лет прошло даром. Я должен был прийти раньше. Вы поможете мне? Вы ей скажете, вы разобьете этот лед? Вы устроите так, чтобы я смог повидаться с ней вскоре?
— Вы любите мою сестру. — Это была констатация факта.
— Всем сердцем.
Она чувствовала себя как печь зимним утром, когда все угли погасли, а все поленья остыли и заиндевели.
— Что такое? — спросил он.
Она сидела, а вокруг все качалось, но на сей раз ей было действительно плохо. Мир провалился в бездну.
— Скажите же что-нибудь, — умолял он ее.
— Вы любите мою сестру, — произнесла она.
— Как вы это говорите.
— А я люблю вас, — сказала она.
— Что?
— Я люблю вас, — повторила она.
— Постойте, постойте, — пробормотал он.
— Вы что, не слышали? — спросила она.
— Я не понимаю.
— Я тоже, — сказала она, сидя прямая как стрела. Теперь дрожь прекратилась, и холод полился из глаз.
— Вы плачете, — сказал он.
— Как глупо, — продолжала она. — Вы думаете обо мне так же, как она думает о вас.
— О нет, — запротестовал он.
— Да, да, — сказала она, не вытирая слез рукой.
— Этого не может быть, — чуть не кричал он.
— Это так.
— Но я люблю ее, — возразил он.
— А я люблю вас, — ответила она.
— Вам не кажется, что и в ней есть маленькая искорка любви ко мне? — поинтересовался он, высовываясь на свет веранды.
— А вам не кажется, что и в вас могла бы быть маленькая искорка любви ко мне? — спросила она.
— Возможно, я смогу что-то с этим поделать.
— Никто из нас ничего не может с этим поделать. Все любят не тех, кого надо, все ненавидят не тех, кого надо.
Она расхохоталась.
— Не смейтесь.
— Я не смеюсь.
Ее голова запрокинулась назад.
— Прекратите!
— Сейчас, — прокричала она сквозь хохот, глаза ее были мокры от слез, и он тряс ее за плечо.
— Перестаньте! — прокричал он ей прямо в лицо, уже стоя. — Пойдите и попросите вашу сестру выйти, скажите, что я хочу поговорить с ней!
— Скажите ей сами, пойдите и скажите ей сами.
Она продолжала хохотать.
Он надел шляпу и стоял в замешательстве, глядя, как она хохочет, раскачиваясь на качелях, бесчувственный, как кусок холодного железа, и смотрел на дом.
— Прекратите! — закричал он.
Он снова принялся трясти Лидию, но тут чей-то голос вмешался:
— А ну перестаньте!
Он обернулся: за сетчатой дверью в прохладном сумраке, как бледное, расплывчатое меловое очертание, стояла Хелен.
— Отойдите от нее, оставьте ее в покое. Уберите от нее свои руки, мистер Ларсен.
— Но Хелен!.. — запротестовал он, подбегая к двери.
Дверь была закрыта на крючок, и Хелен хлопнула по сетке, словно выбивая из нее застрявших мух, задержавшихся до позднего лета.
— Уйдите, пожалуйста, с веранды, — сказала Хелен.
— Хелен, позвольте мне войти!
«Джон, вернись!» — думала Лидия.
— Забирайте свою шляпу и уматывайте, считаю до десяти.
Он стоял на темной веранде между двух холодных женщин. Минули и лето, и осень. Невидимый снег падал на его плечи, и ветер повеял из глубины дома.
— Как это все случилось?
Он медленно обвел взглядом все вокруг. Отчего-то Хелен почудилось, будто он стоит на берегу, а корабль, то есть дом, уносит ее в даль осеннего моря, и никто не машет рукой на прощанье, но все расстаются друг с другом навсегда. Она не могла точно сказать, каким он ей кажемся: мужественным или нелепым. Море трубило к свой огромный рог, и корабль плыл все быстрей и быстрей, а он, покинутый, стоял на зеленом берегу, держа в руках шляпу и глядя в нее, будто надеясь увидеть там всю свою жизнь, и размер на ярлычке был очень мал, и цена весьма невысока. Руки у него дрожали. Он был словно пьяный от постигшего его удара. Его шатало. Веки дрожали на бледном лице.
— Доброй ночи, мистер Ларсен, — сказала Хелен откуда-то из темноты.
Лидия молча, без сил, покачивалась на качелях. Она не смеялась, не плакала, а просто смотрела, как погруженный во тьму мир скачет меж звезд в одну сторону, а белая луна — в другую, это было просто бесчувственное тело, раскачивающееся вверх-вниз, с опавшими руками, и слезы высыхали на ветру, всколыхнувшемся от ее мерного движения.
— Прощайте.
Дойдя до середины лужайки, мистер Ларсен споткнулся и упал. Он посидел так с минуту, словно утопающий, воздев к небу руки. Затем встал и побежал по улице прочь.
Когда он ушел. Хелен открыла дверь, тихонько вышла и села на качели.
Так они молча качались, минут десять. Потом Хелен сказала:
— Ты ведь не сможешь перестать любить его, да?
Они качались в темноте.
— Да.
Еще минуту спустя Лидия спросила:
— А ты, ты ведь не сможешь полюбить его, верно?
Хелен отрицательно покачала головой.
Следующая мысль пришла к ним в голову одновременно. Одна начала говорить, а другая закончила:
— А он, он ведь не сможет...
— ...перестать любить тебя, Хелен.
— ...и полюбить вместо меня тебя, Лидия?
Оттолкнувшись, они пустили качели в виноградно-тенистую ночь и, лишь четырежды качнувшись туда-обратно, сказали:
— Нет.
— Я представляю нас с тобой, — произнесла Хелен. — Боже, я так и вижу нас двадцать, тридцать лет спустя. Ты и я выходим вечером прогуляться по городу. Идем по Главной улице, разговариваем, одни. Подходим к табачной лавке. А он там. Джон Ларсен, один-одинешенек, сидит под лампой, разворачивает сигару. И мы вроде замедляем шаг, а он, завидев нас, бросает раскуривать свою сигару. И я смотрю на него тем же взглядом, что и теперь. И ты смотришь на него тем же взглядом, что и теперь. И он смотрит на тебя тем взглядом, которым он только и может смотреть на тебя. А на меня — тем же дурацким взглядом, каким он смотрел на меня сегодня. И вот мы останавливаемся перед ним и киваем. А он приподнимает шляпу. Он лыс. А мы с тобой седы. А потом мы идем дальше. Под ручку. Ходим по магазинам и весь вечер гуляем по городу. А когда два часа спустя мы идем обратно домой, он все еще стоит там, один, глядя в пустоту.
Тихий ангел пролетел между ними.
Так они и сидели, неподвижно, думая о предстоящих тридцати годах.
Читайте cлучайный рассказ!
Комментарии
Написать отзыв
Подписаться на отзывы
Е-mail
зая, 14 октября 2011
Мне очень понравился.
Lisss, 7 августа 2009
я под впечатлением. ничего сложного, интригующего, но так хорошо.
Написать отзыв
Подписаться на отзывы
Е-mail
Поставьте сссылку на этот рассказ: http://raybradbury.ru/library/story/4/18/1/
Ната Батори, 11 февраля 2013