346
— Вира помалу. Сюда, вот так.
Это был груз особого назначения. Его бережно собирали и разбирали прямо на космодроме и тут же отправляли на погрузку в огромных упаковочных ящиках, в контейнерах размером с комнату, завернув и перезавернув, проложив ватой, стружками и мягкой ветошью, чтобы не допустить повреждений. Несмотря на все предосторожности и треволнения, связанные с погрузкой коробок, тюков и пакетов, на площадке был аврал.
— Шевелись! Быстрей поворачивайся!
Это был второй корабль. Это был второй экипаж. Накануне в направлении Марса стартовал первый корабль. Невидимый глазу, он уже рокотал в необъятных черных просторах Вселенной. И второй корабль должен был отправиться следом, как охотничий пес, бегущий через неприветливую пустошь на слабый запах железа, расщепленных атомов и фосфора. Второй корабль, этакий толстяк, будто раздавшийся в длину и ширину, с невероятно разношерстным экипажем на борту, не имел права задерживаться.
Второй корабль был набит под завязку. Вздрогнув, он затрепетал, изготовился и небесной гончей сорвался с места в длинном, грациозном прыжке. Вниз обрушился шквал огня. Дождем хлынул уголь вперемешку с языками пламени, будто само небо решило раздуть топку. К тому времени как на бетонированной площадке осела пыль, корабль скрылся из виду.
— Хоть бы долетели благополучно, — глядя в небо, сказал ассистент психолога.
Первый корабль, прорезав ночное небо, приземлился на планете Марс. Двигатели взахлеб глотали прохладу. Механические ноздри и легкие исследовали атмосферу и подтвердили ее высочайшее качество, возраст в десять миллионов лет, тонизирующие свойства и отсутствие вредных примесей.
Члены экипажа сошли по трапу.
Здесь их никто не ждал.
Капитан и тридцать человек команды ступили в тот край, где нескончаемый ветер летал над пыльными морями и средь мертвых городов, которые были мертвы уже в ту пору, когда Земля еще только распускалась диковинным цветком на расстоянии в трижды двадцать миллионов миль. Небо, сверкающее ослепительной ясностью, походило на хрустальную лохань, где заспиртованы немигающие звезды. Горло и легкие терзала резь. Каждый вдох давался с трудом. Воздух был неуловим, как ускользающий призрак. Члены экипажа страдали от головокружения и вдвойне остро ощущали свое одиночество. На их корабль опускался песчаный саван. Пройдет совсем немного времени, сулил ночной ветер, и, если не будете дергаться, я вас похороню, как похоронил многие города и засохшие трупы, которых никто больше не увидит, похороню вас, как иголку в комке мишуры, — вы даже обжиться тут не успеете.
— Внимание всем! — с напускной бодростью прокричал командир.
Его слова, будто обрезки прозрачной бумаги, разметало ветром.
— В одну шеренгу становись! — скомандовал он в лицо безмолвию.
Астронавты в замешательстве сделали несколько шагов. Топчась на месте и натыкаясь друг на друга, они кое-как построились.
Капитан обвел взглядом шеренгу. Планета была под ногами и всюду вокруг. Люди стояли на дне пересохшего моря. На них нахлынула сокрушительная тяжесть годов и столетий. Ничего живого.
Марс был мертв и настолько далек от их мира, что каждого незаметно пробрал озноб.
— Итак, — натужно выкрикнул командир, — с прибытием!
— С прибытием, — повторил призрачный голос.
Люди вздрогнули. Позади них полузахороненный город, который явился им в саване из пыли, песка и сухого мха, город, который затонул во времени по самую высокую башню, ответил эхом, отразившимся от стен. Эти черные стены подернулись рябью, как быстрые речные потоки над песчаным дном.
— Теперь за дело, — продолжал командир.
— Дело, — повторили стены, — дело.
Командир не смог скрыть досаду. Его подчиненные больше не оборачивались, но их затылки похолодели, а волосы зашевелились.
— Шестьдесят миллионов миль, — шепнул капрал Энтони Смит, замыкавший шеренгу.
— Разговорчики в строю! — рявкнул командир.
— Шестьдесят миллионов миль, — повторил Энтони Смит, обращаясь к себе самому, и повернул голову.
В холодном черном небе, высоко над головой, светилась планета Земля — звезда, такая же, как прочие, далекая и прекрасная, но всего лишь звезда. Ее очертания и свет не выдавали ни морей, ни континентов, ни штатов, ни городов.
— Отставить разговоры! — в гневе крикнул командир, досадуя на свою несдержанность.
Все головы повернулись в сторону Смита.
А он смотрел на небо. Другие проследили за его взглядом и тоже увидели Землю, немыслимо далекую, отделенную от них шестью месяцами полета и миллионами миллионов миль пути. Их мысли смешались. Много лет назад земляне отправлялись к полюсу на лодках, кораблях, воздушных шарах и аэропланах; в экспедиции отбирали самых смелых, незаурядных, уравновешенных, ловких, несгибаемых и хорошо тренированных. Однако выбирай не выбирай, а кое-кто не выдерживал, уходил в белое арктическое безмолвие, в долгую ночь или безумие нескончаемого дня. И все это — от одиночества. Все от одиночества. Человек ведь стадное животное: оторви его от привычного быта, от женщин, от дома и города — у него мозги начнут плавиться. До чего паршиво, когда человеку одиноко.
— Шестьдесят миллионов миль! — повторил Энтони Смит, больше не понижая голоса.
А взять экипаж в тридцать человек. Всех сформируй, подгони, разложи по полочкам да по ящичкам. Всем введи противоядие для души и тела, очисти от вредных примесей, проветри мозги, спрессуй всех воедино, чтобы из этих отчаянных получился пистолет, который выстрелит прямо в яблочко! А что в конечном итоге? Шеренга из тридцати человек: один уже разговаривает сам с собой, даже не таясь; тридцать голов задраны к небу и глазеют на далекую звезду, хотя всем известно, что Иллинойса, Айовы, Огайо и Калифорнии для них больше нет. Нет ни городов, ни женщин, ни детишек — ничего такого, что мило сердцу, привычно и дорого. А все потому, что угораздило их попасть в этот отвратительный мир, где без продыху дует ветер, где все мертво, а командир пыжится, чтоб выглядеть бодрячком. И в один прекрасный миг говоришь себе, да так, словно раньше это и в голову не приходило: «Боже праведный, я на Марсе!»
Именно это и сказал Энтони Смит.
— Я не дома. Я не на Земле. Я на Марсе! А Земля где? Да вот же она! Видишь, там крохотная фиговинка светится? Это она и есть. Бред какой-то. Что мы здесь забыли?
Люди оцепенели. Командир резким кивком вызвал из строя психолога Уолтона. Быстрым шагом они вдвоем прошли вдоль шеренги, делая вид, будто ничего не случилось.
— Эй, Смит, какие-то проблемы?
— Мне здесь ловить нечего. — Смит побледнел. — Господи, зачем я только завербовался? Это же не Земля.
— Тебя никто силком не тянул сдавать экзамены и нормативы — ты знал, на что идешь.
— Нет, не знал. Я об этом не думал.
Командир повернулся к психологу, не скрывая раздражения и неприязни, как будто тот был всему виной. Врач пожал плечами. «От ошибок никто не застрахован», — чуть не сказал он, но вовремя прикусил язык.
У молодого капрала потекли слезы.
Психолог мгновенно развернулся к нему.
— Почему стоим? Развести костры! Натянуть палатки! Живо!
Люди разошлись, ворча. Они держались неестественно прямо и все время озирались.
— Этого я и опасался, — сказал психолог. — Именно этого. Космос — дело темное. Здесь сам черт ногу сломит. Разве можно предвидеть, сколько раз по шестьдесят миллионов миль человек может пролететь безболезненно? — Он привлек к себе молодого капрала. — Ну, хватит, хватит. Все хорошо. Принимайся за работу, капрал. Займись делом. Не ленись.
Капрал закрыл лицо руками.
— Жуткое ощущение. Знать, что все осталось позади. И что эта проклятая планета мертва. Кроме нас, тут никого и ничего.
Его поставили разгружать замороженные продукты.
Психолог и командир немного постояли на близлежащем песчаном холме, наблюдая за действиями экипажа.
— Он прав, спору нет, — сказал психолог. — Мне, признаюсь, тоже не по себе. Что-то давит на мозги. Со страшной силой. Одиноко здесь. Такая даль, такая мертвечина. Да еще этот ветер. И заброшенные города. Хоть вешайся.
— Мне и самому тошно, — признался командир. — А что, по-твоему, нам делать? Со Смитом, к примеру? Удержится он на краю или свалится в пропасть?
— Я буду начеку. За ним глаз да глаз нужен. Если свалится в пропасть, боюсь, он и других за собой потянет. Мы тут в одной связке, хотя не все это чувствуют. Только бы со вторым кораблем ничего не случилось. Ладно, пойду.
Психолог спустился с песчаной дюны; корабль высился на дне ночного моря, посреди планеты Марс, и вдруг на небосклоне взошли две белые луны, которые полетели взапуски, будто зловещие призраки прошлого. Командир так и остался стоять, глядя на небо и на сверкающую в вышине Землю.
Ночью Смит потерял рассудок. Провалился в темноту, но не потянул за собой тех, кто был с ним в связке. Хотя настойчиво дергал за все тросы, повергая людей в молчаливое смятение, издавал крики и вопли, стращал грядущими ужасами и пророчил близкую смерть. Но другие проявили твердость и вкалывали во тьме до седьмого пота. Никому не улыбалось искать тайное прибежище на дне бесконечной пропасти. Смит сорвался ночью. К утру он рухнул на дно. Ему вкололи успокоительное, он закрыл глаза, свернулся калачиком и был заперт в кубрике, приглушившем его вопли до едва различимого шепота. Опять наступила тишина, которую нарушали только порывы ветра и слаженные действия команды. Психолог распорядился выдать каждому дополнительный паек, добавив к нему шоколад, сигареты, бренди. Команда была у него под наблюдением. А сам он был под наблюдением у командира.
— Может, я не прав. Но сдается мне…
— Говорите.
— Что люди не созданы для таких дальних полетов в изоляции. Космическое пространство требует полной отдачи. А изоляция противна человеческой природе, это вид житейского безумия, совершенно отдельное пространство — так мне думается, — признался командир. — Ты смотри в оба: у меня у самого крыша едет.
— Продолжайте, — сказал психолог.
— А у тебя какие мысли? Не сломаемся мы тут?
— Будем держаться. Конечно, у людей настроение скверное. Если в ближайшие сутки они не успокоятся и если не прибудет сменный экипаж, то лучше нам вернуться на орбиту. От одной мысли, что они направляются к дому, им станет легче.
— Подумать только, такие средства псу под хвост. Даже стыдно, честное слово. В этот полет вбухали миллиард долларов. Что мы скажем в отчете сенату — что смалодушничали?
— Порой малодушие — единственный выход. До поры до времени человек может терпеть, а потом будет спасаться бегством, если только не найдет, кого бы обратить в бегство вместо себя. Поживем — увидим.
Взошло солнце. Луны-близнецы исчезли. Но на Марсе днем было ничуть не уютнее, чем ночью. Один из астронавтов выпустил всю обойму в какого-то зверя, который померещился ему за спиной. Другой прекратил работу, отговорившись нестерпимой головной болью, и ушел в кубрик. Хотя днем экипажу полагался отдых, заснуть удавалось лишь урывками — от врача то и дело требовали снотворного или дополнительных порций бренди. Ближе к ночи доктор с командиром решили обсудить положение.
— Надо отсюда сниматься, — сказал Уолтон. — Соренсон, к примеру, уже на грани. Даю ему ровно сутки. Бернард — то же самое. Жалко, черт возьми. Хорошие парни, что один, что другой. Просто отличные. Но в нашем центре на Земле марсианские условия не воссоздать. Никакие тесты не помогут продублировать то, чего не знаешь. От изоляции — шок, от одиночества — шок, да еще какой. Но попробовать все равно стоило. Лучше быть трусом, но остаться в здравом уме, чем стать буйно-помешанным. Я? А что я? Мне здесь хреново. Правильно наш парень сказал: домой хочу.
— Неужели отдавать приказ? — спросил командир.
Психолог кивнул.
— Дьявольщина. Ненавижу сдаваться без драки.
— А с кем здесь драться — с ветром, с пылью? Вот если бы прибыл сменный экипаж, мы бы еще поборолись, но, похоже…
— Капитан, сэр! — раздался чей-то крик.
— В чем дело?
Командир и врач оглянулись.
— Смотрите, сэр! Вот там, в небе! Сменный корабль!
И в самом деле. Из корабля и палаток высыпали люди. С заходом солнца ветер стал ледяным, но они не прятались, а стояли как вкопанные и неотрывно смотрели в небо, на огненный след, который разрастался все больше, больше и больше. Корабль номер два с грохотом выпустил длинный красный шлейф. И совершил посадку. Остыл.
Команда первого корабля со всех ног бросилась вперед по дну моря, оглашая воздух криками.
— Ну? — спросил командир, отступив на шаг. — Какие будут предложения? Стартуем или остаемся?
— Раз такое дело, — ответил врач, — надо бы остаться.
— На двадцать четыре часа?
— Это как минимум, — сказал Уолтон.
Из корабля номер два выгружали необъятные контейнеры.
— Эй, полегче там! Майнуй помаленьку!
Сверяясь с инструкцией по сборке, люди стучали молотками и давили на рычаги. Психолог наблюдал за ходом работ.
— Ближе подводи! Контейнер семьдесят пять? Вот он. Ящик ноль шестьдесят семь? Сюда ставьте. Так. Открывай. Шплинт А — в гнездо Б. Шплинт Б — в гнездо В. Да-да, все правильно, отлично!
К рассвету все было готово. За восемь часов из контейнеров и ящиков появилось чудо. Стружки, вощеная бумага, картон — все это быстро убрали, каждую деталь протерли от пыли. Когда дело было сделано, команда первого корабля окружила новоявленное чудо и замерла в немом благоговении.
— Готовы, капитан?
— Черт побери! Готов!
— Врубайте!
Командир дернул рубильник.
Городок озарился светом.
— Вот это да! — не выдержал командир.
И двинулся по главной и единственной улице.
Всего-то шесть построек с каждой стороны, фасады-обманки, ярко-красные, желтые, зеленые огни. Из полудюжины невидимых музыкальных автоматов неслась музыка. Хлопали двери. На пороге парикмахерской возник человек в белом фартуке, со стальными ножницами и черной расческой в руках. У него за спиной медленно вращался зазывный цилиндр в косую красно-белую полосу. Рядом расположился аптекарский магазин с вынесенной на тротуар журнальной стойкой, шелестевшей на ветру страницами периодики; под потолком кружился вентилятор, а со стороны прилавка доносилось шипение содовой. Если заглянуть в дверь, можно было увидеть приветливую девушку в крахмальной зеленой шапочке.
Бильярдная манила толстым сукном цвета джунглей. Разноцветные шары, разложенные треугольниками, ждали, когда их разобьют. На другой стороне улицы была церковь с витражами цвета янтарного пива, земляники и лимона. У входа стоял некто в темной сутане, с белым воротничком-стойкой. Дальше — библиотека. Рядом — гостиница. «Удобные кровати. Первая ночевка бесплатно. Кондиционер». Портье за стойкой уже держал руку на серебряном колокольчике. Но устремились они не туда: их неудержимо влекло к себе строение в конце улицы — так запах воды в пыльной прерии влечет к себе стадо буйволов.
Салун «Бойкий бык».
Бармен с набриолиненной волнистой шевелюрой, с закатанными рукавами, прихваченными на волосатых бицепсах круглыми красными резинками, маячил в дверном проеме. Потом он куда-то исчез. Когда люди подошли к дверям, оказалось, что он уже хлопочет за длинной стойкой бара, полируя ее до блеска и одновременно разливая виски в тридцать искрящихся, выстроенных рядком стаканов. Над головой мягко светила хрустальная люстра. Деревянная лестница вела наверх, на галерею со множеством дверей; там витал едва уловимый запах духов.
Все ввалились в бар. Никто не произнес ни слова. Каждый взял порцию виски и выпил ее залпом, не утирая губы. У всех защипало глаза.
Держась ближе к выходу, командир прошептал на ухо психологу:
— Мать честная! Расходы-то какие!
— Киношные декорации, сборно-разборные и складные конструкции. Священник в церкви, разумеется, настоящий. Три профессиональных парикмахера. Один тапер.
Человек за желтозубым пианино стал наигрывать «Девушку из Сент-Луиса».
— Провизор, две буфетчицы, хозяин бильярдной, чистильщик обуви, гардеробщик, две библиотекарши, всякой твари по паре, плотники, электрики и так далее. Пришлось увеличить смету на два миллиона долларов. Гостиница настоящая. Каждый номер с удобствами. Комфорт. Мягкие постели. Остальные здания — на три четверти макеты. Но сконструированы отлично, крепятся на шпонках и пазах, ребенок за час соберет.
— А толк-то будет?
— Вы посмотрите на эти лица — уже подействовало.
— Какого же дьявола ты молчал?!
— Если бы я проговорился об этих дурацких, нелепых тратах, против меня ополчились бы все газеты, а с ними вместе сенаторы, конгрессмены и сам Господь Бог. Идиотизм, конечно, идиотизм, но ведь сработало. Это Земля. А на остальное мне плевать. Это Земля. Кусочек Земли, который можно подержать в руках и сказать: «Это в Иллинойсе, тот городок, который был мне хорошо знаком. И здания эти мне хорошо знакомы. Этот кусочек Земли будет мне опорой, а уж остальное сами построим, и тоску как рукой снимет».
— Надо же было до такого додуматься!
Команда, повеселев, заказала еще виски на круг.
— В наш экипаж, капитан, входят жители четырнадцати провинциальных городков. При отборе это учитывалось. На этой улочке стоит по одному зданию из каждого городка. Бармен, священник, бакалейщик — тридцать человек, прибывших на втором корабле, — из тех самых городков.
— Тридцать? Помимо сменного экипажа?
Психолог с удовлетворением покосился на галерею, где почти не осталось открытых дверей. Одна дверь чуть приоткрылась, а из шели на мгновение блеснул лукавый голубой глаз.
— Каждый месяц будем присылать новые неоновые вывески, новые города, новых людей, новые кусочки планеты Земля. Приоритет будет отдаваться тому, что хорошо знакомо. Знакомое успокаивает нервы. В первом раунде мы победили. И впредь будем побеждать, если не расслабимся.
Тут и там астронавты смеялись, беседовали, хлопали друг друга по плечу. Кто-то пошел в парикмахерскую подстричься, кто-то решил сыграть партию в пул, кому-то понадобилось купить продуктов, а многие направились в тихую церковь, откуда слышались звуки органа, но лишь в ту минуту, когда тапер сделал перерыв, прежде чем под хрустальной люстрой грянуло «Фрэнки и Джонни». Двое со смехом поднимались по лестнице на галерею, пока там еще оставались открытые двери.
— Капитан, я человек непьющий. Не согласитесь ли пропустить со мной в драгсторе по стаканчику ананасной шипучки?
— Что? Угу. Знаешь, у меня из головы не идет… Смит. — Командир обернулся. — В кубрике заперт. Как по-твоему, не попробовать ли нам… его выпустить, привести сюда под присмотром… ему ведь тоже полезно развеяться, пусть бы оттянулся, а?
— Отчего же не попробовать, — ответил психолог.
Тапер выкладывался на совесть: теперь звучала «Наша старая компания». Все подпевали, кто-то даже пустился в пляс, а город, как редкий бриллиант, сверкал среди бескрайней тьмы. Марс был безлюден, в черном небе светили звезды, ветер бесновался, над горизонтом поднимались луны, моря и старые города превратились в пыль. Но в парикмахерской весело крутился красно-белый цилиндр, а церковь смотрела на улицу витражами цвета кока-колы, лимонада и ежевичного вина.
Через полчаса, когда пианино наигрывало «Спешу к милой Лу», командир, психолог, а с ними некто третий вошли в аптекарский магазин и сели за столик.
— Три стакана газировки с ананасным сиропом, — заказал командир.
В ожидании они полистали журналы, поерзали на стульях, и наконец молоденькая буфетчица подала им бесподобную ананасную шипучку.
Они дружно потянулись за соломинками.
Читайте cлучайный рассказ!
Комментарии
Написать отзыв
Подписаться на отзывы
Е-mail
sg, 6 октября 2010
Написать отзыв
Подписаться на отзывы
Е-mail
Поставьте сссылку на этот рассказ: http://raybradbury.ru/library/story/9/10/1/
Nata , 6 января 2017