200
Был стук в дверь, яростный, истовый, не укротимый стук, рожденный из безумия, страха и жажды быть услышанным, вы браться на волю, найти спасение. Был грохот кулаков по невидимой притолоке, были глухие удары, толчки, рывки, скре жет! Чем-то острым царапали по деревян ной филенке, выковыривали загнанные по самую шляпку гвозди. Были сдавлен ные крики в чулане, и неразборчивые моль бы, и зов на помощь, а потом тишина.
Тишина была тягостнее и страшнее все го прочего.
Роберт и Марта Уэбб сели в кровати.
- Слышал?
- Вот опять.
- Это на крыльце.
Теперь тот, кто стучал, и молотил, и лихорадочно обдирал в кровь пальцы, и рвался к свободе, погрузился в молчание, словно прислушивался, чтобы определить, придет ли помощь в ответ на мольбы и стук.
Зимняя ночь наполнила дом снежным молчанием; оно запорошило все комнаты, занесло полы и столешницы, завалило ступеньки.
Вскоре стук раздался снова. А потом...
Тихий плач.
- На крыльце.
- Нет, в доме, где-то внутри.
- Думаешь, это Лотта? Но дверь-то не заперта.
- Лотта постучалась бы обычным манером и все. Нет, это не она.
- Кто же еще? Она ведь звонила.
Оба посмотрели на телефон. Если поднять трубку, в ней слышалась только зимняя тишина. Телефонные линии не работали. С тех самых пор, когда в близлежащих городах начались беспорядки. Так вот, в трубке теперь можно было услышать разве что собственное сердцебиение.
- Можно у вас пересидеть? - надрывалась Лотта за шестьсот миль от них. - Всего одну ночь!
Не успели они ответить, как в трубку хлынули шестьсот миль тишины.
- Лотта была на грани срыва. Ручаюсь, она вот-вот будет у нас. Скорее всего, это она и есть, - сказала Марта Уэбб.
- Исключено,- отозвался Роберт.- Я по ночам и не такое слышал. Не приведи Господь.
Они лежали в нетопленой спальне фермерского дома, затерянного на просторах Массачусетса, в стороне от главных дорог, вдали от городов, над неприветливой речкой, у кромки черного леса. Декабрь прошел половину студеного пути. Воздух рассекло белым запахом снега.
Им не лежалось. При свете коптилки они свесили ноги и сидели на краю кровати, как над пропа стью.
- Внизу никого нет и быть не может.
- Но звуки такие, будто кто-то помирает от страха.
- Да ведь нынче все живут в страхе. Не зря же мы с тобой обосновались подальше от городов, беспорядков и прочих мерзостей. Сил больше нет терпеть прослушки, аресты, налоги, выходки безумцев. Не успели мы найти убежище, как от знакомых отбою не стало. А теперь еще вот это... Эй! - Он мельком взглянул на жену.- Ты никак струсила?
- Не знаю, что и сказать. В призраков я не верю. Как-никак, на дворе тысяча девятьсот девяносто девятый год, и я еще из ума не выжила. Во всяком случае, смею надеяться. Где, кстати, твой револьвер?
- Он нам не понадобится. Не спрашивай почему. Не понадобится - и точка.
Каждый взял в руку по коптилке. Еще месяц - и в белых бараках позади дома заработает маленькая электростанция, начнется подача энергии, но пока суд да дело - они передвигались по ферме, как привидения, в неверном пламени масляных ламп и свечей.
На лестничной площадке они помедлили. К тридцати девяти годам оба сделались в высшей степени осмотрительными.
Из вымороженных комнат на первом этаже доносились рыдания, мольбы и стоны.
- Этой бедняжке, видно, совсем туго пришлось, - сказал Роберт.- Жалко ее, хотя одному Богу известно, кто она такая. Пойдем-ка.
Они сошли по ступеням.
При звуке их шагов плач сделался еще громче. Кто-то с тупой обреченностью бился в невидимую дверь.
- Ведьмин закут! - выдавила Марта Уэбб.
- Скажешь тоже!
- Точно тебе говорю.
Остановившись в длинном коридоре, они всматривались в уголок под лестницей, где еле заметно подрагивала обшивка стен. Но теперь рыдания утихли, словно плакальщица вконец обессилела или отвлеклась на что-то другое; а может, она испугалась голосов и начала подслушивать. Зимняя ночь молчала; муж с женой затаились, подняв перед собой беззвучные огни коптилок.
Наконец Роберт Уэбб сделал шаг вперед и обшарил стену в поисках секретной кнопки или потайной пружины.
- Пусто,- объявил он.- Как-никак мы в этом доме прожили без малого полтора месяца; под лестницей - обыкновенный чулан, вот и все. Помнишь, нам еще агент говорил, когда оформляли купчую: в чулан невозможно проникнуть без нашего ведома. У нас...
- Молчи!
Они прислушались. Тишина.
- Она ушла. Если это была живая душа. Вот чертовщина, ведь эта дверь стоит запертой с незапамятных времен. Теперь уж никому не ведомо, как она открывается. По сути, здесь и двери-то нет. Просто обшивка отстала от стены, и это местечко облюбовали крысы, вот и весь сказ. Они и топочут, и скребутся. Так ведь? - Он повернулся и вопросительно посмотрел на жену, которая не сводила глаз с тайника.
- Что за вздор,- отозвалась она.- Крысы, слава Богу, не плачут. Мы же слышали голос и мольбы о помощи. Я сперва подумала: Лотта все-таки добралась. Но теперь-то ясно: это была не она, а кто-то другой, кому тоже некуда деваться.
Марта Уэбб вытянула руку и провела дрожащими пальцами по старой кленовой панели.
- Как бы открыть этот чулан?
- Разве что ломом и кувалдой. Только не сегодня.
- Ой, Роберт!
- Не приставай. Я устал.
- Мы же не можем ее бросить - неровен час...
- Она затихла. Послушай, я еле на ногах стою. Завтра встану пораньше и вышибу эту дверь к чертовой матери, договорились?
- Договорились.- Она чуть не плакала.
- Одно слово: женщины, - бросил Роберт Уэбб.- Что ты, что Лотта. Одна другой лучше. Как только она переступит порог - если доберется,- тут будет сумасшедший дом.
- Лотта никому зла не делает!
- Может, и так. Только пусть язык придержит. Сейчас не время бить себя в грудь: я, мол, за социализм, за демократию, за гражданские свободы, против абортов, за шинфейнеров, за фашистов, за коммунистов - мало ли, кто за кого. Тут целые города исчезают с лица земли, а потому люди ищут козлов отпущения, вот Лотте и приходится стрелять с бедра, чтобы ее не размазали по стенке. Теперь, будь она неладна, в бега ударилась.
- Если ее поймают - бросят за решетку. А то и убьют. Скорее всего, убьют. Нам с тобой повезло: запас провизии есть, сидим и в ус не дуем. Слава Богу, мы все просчитали заранее; как чувствовали, что грядет и голод, и резня. Хоть как-то себя обезопасили. А теперь нужно обезопасить Лотту, если она сюда прорвется.
Роберт, помолчав, направился к лестнице.
- Меня и самого уже ноги не держат. Надоело радеть за других. Взять хотя бы ту же Лотту. Но уж коли появится на пороге - ничего не попишешь, спрячем и ее.
При свете коптилок они поднимались в спальню, окруженные дрожащим белым ореолом. В доме стояла тишина снежной ночи.
- Господи прости,- бормотал Роберт. - Терпеть не могу, когда женщины льют слезы.
Мне начинает казаться, будто плачет целый мир, добавил он про себя. Целый мир погибает, и молит о помощи, и мучится своим одиночеством, а чем тут поможешь? Если живешь на ферме? В стороне от главных дорог, у черта на рогах, где кругом ни души, а потому нет ни глупости, ни смерти? Чем тут поможешь?
Одну коптилку они оставили зажженной, а сами укутались в одеяла и слушали, как ветер бьется в стены, как скрипят балки и деревянные полы.
Не прошло и минуты, как снизу донесся вопль, потом треск древесины и незнакомый дверной скрип; с лестничной площадки потянуло сквозняком, по всем комнатам застучал дробный топоток, разнеслись исступленные рыдания, а вслед за тем стукнула входная дверь, в дом ворвалась свирепая вьюга, шаги переместились на крыльцо и затихли.
- Слышал? - вскричала Марта. - Я же говорила! Прихватив единственную горящую лампу, они сбежали по лестнице и едва не задохнулись от ударившего в лицо ветра. Ведьмин закут был распахнут настежь; дверные петли ничуть не пострадали от времени. Тогда муж с женой посветили в сторону крыльца, но увидели только безлунную зимнюю тьму, белые покровы и горы; в тусклом луче мельтешили стаи снежинок, которые падали с высоты прямо на перину, устилавшую сад.
- Была - и нету,- шепнула Марта.
- Да кто она такая?
- Этого мы не узнаем, разве что она снова явится.
- Нет, больше не явится. Гляди.
Когда они опустили коптилку пониже, на белой земле обозначилась тонкая бороздка шагов, уходящая по мягкому покрову куда-то вдаль, в сторону черного леса.
- Выходит, здесь и впрямь была какая-то женщина. Но... как это понимать?
- Бог ее знает. А как понимать все остальное в этом сумасшедшем мире?
Они еще долго изучали эти следы, а потом, окоченев от стужи, переместились с порога в закуток под лестницей, где теперь зияла дыра, и направили свет в разверзнутый ведьмин закут.
- Да это просто клетушка, даже чуланом не назовешь. Ой, смотри-ка...
Внутри обнаружился убогий скарб: видавшее виды кресло-качалка, домотканый коврик, оплывшая свеча в медном подсвечнике и старинная по трепанная Библия. В нос ударил запах плесени, мха и засушенных цветов.
- Выходит, здесь прятали живых людей?
- Точно. Давным-давно здесь прятали тех, кого называли сатанинским отродьем. На них велась охота. Охота на ведьм. Таких судили, а потом отправляли на виселицу или на костер.
- Ну и ну, - приговаривали оба, разглядывая крошечную келью.
- Значит, ведьмы отсиживались тут, а охотники, обыскав дом, уходили ни с чем?
- Вот-вот, так оно и было.
- Роб...
- Что?
Марта подалась вперед. Она побледнела и не могла отвести глаз от убогого, щербатого кресла-качалки и от выцветшей Библии.
- Роб, а этот дом... он очень старый? Сколько ему лет?
- Думаю, лет триста будет.
- Неужели так много?
- А что тут удивительного?
- В голове не укладывается. Несуразица какая-то...
- Не пойму: ты о чем?
- Об этом доме. Такие постройки стояли целый век. Потом еще один век. И еще. Да ведь здесь можно потрогать прошлое! Только руку протяни! Интересно, неужели можно и ход времени нащупать пальцами? А ну как я сяду в это кресло и затворю дверцу - что будет? Эта безвестная женщина... долго ли она томилась взаперти? Как сюда попала? Уж сколько лет прошло. Непонятно все это.
- Эк тебя занесло!
- А ты вообрази, что твоя жизнь в опасности: умирать-то никому неохота, а за тобой погоня, ты молишь Бога, чтоб тебя не поймали, и тут находится добрая душа, которая прячет тебя, сатанинское отродье, за такой дверцей, а между тем преследователи уже обыскивают дом, их шаги все ближе, ближе... разве ты не захочешь отсюда вырваться? Чтобы бежать, куда глаза глядят? Чтобы найти другое место? А может, и другое время? Если хорошенько попросить, то в таком доме, простоявшем не один век, можно укрыться даже в другом году! А вдруг... - она запнулась - здесь как раз?..
- Да ну тебя,- отмахнулся он.- И впрямь несуразица какая-то!
Но несмотря ни на что, какое-то едва уловимое движение внутри каморки заставило обоих почти одновременно вытянуть руки перед собой, чтобы погрузить их, из чистого любопытства, в невидимую реку. Казалось, воздух чуть качнулся в одну сторону, потом в другую, дохнул теплом, потом холодом, мелькнул лучом света и так же внезапно погрузился в темноту. Оба это чувствовали, но не могли выразить словами. В чулане менялась погода: то зимняя стужа, то быстротечное лето. Конечно, так не бывает, но ошибки быть не могло. Под кончиками пальцев, скрытая от глаз, текла невидимая, как само время, река из теней и солнца, прозрачная, как горный хрусталь, но спрятанная пульсирующей тьмой. Казалось, опусти руки чуть поглубже - и тебя затянет в неодолимую круговерть времен года, засосет в этот крошечный, непостижимо малый омут. Эти мысли проносились в голове каждого из двоих, почти ощущались кожей, хотя и не облекались в слова.
Охваченные тревогой, они отдернули и прижали к груди ледяные, но успевшие загореть руки, а сами неотрывно смотрели вниз.
- Чертовщина, - шептал Роберт Уэбб.- Одно слово - чертовщина!
Он попятился и еще раз вышел на крыльцо, но снежная ночь уже почти заровняла бороздку следов.
- Никого,- выговорил он.- Пусто.
В этот самый миг на подъезде к дому вспыхнули желтые фары.
- Лотта! - воскликнула Марта Уэбб. - Наконец-то! Лотта!
Фары погасли. Роберт и Марта устремились во двор, навстречу бегущей к ним женской фигурке.
- Лотта!
Растрепанная, с затравленным взглядом, она бросилась к ним в объятия.
- Марта, Боб! Господи, я уж не чаяла вас разыскать! Сбилась с дороги. За мной погоня. Идемте скорее в дом. Простите, что разбудила среди ночи. Как же я рада вас видеть! Ой, чуть не забыла - надо спрятать машину. Вот, держите ключи.
Роберт Уэбб кинулся отгонять машину за дом. На обратном пути он удостоверился: колеи постепенно заметало снегом.
Вскоре все трое уже сидели тесным кружком и не могли наговориться. Роберт Уэбб все косился на входную дверь.
- Прямо не знаю, как вас благодарить,- взволнованно повторяла Лотта, устраиваясь в кресле. - Вы ведь сами рискуете! Но я вас не обременю -перекантуюсь пару часов, пережду опасность. А потом...
- Сиди, сколько надо.
- Нет, долго нельзя. Они не отстанут! В городах пожары, убийства, голод. Бензина нет - приходится воровать. У вас, кстати, не найдется лишку? Мне бы только до Гринборо дотянуть, там сейчас Фил Мередит, он мне...
- Лотта,- прервал Роберт Уэбб.
- Что такое? - Она затаила дыхание.
- Ты случаем в окрестностях никого не видела? Бегущая женщина тебе не попадалась на дороге?
- Опомнись! Я летела как сумасшедшая! Хотя... Женщина?.. Да, верно! Я ее чуть не сбила. А в чем дело?
- Как тебе объяснить...
- Она не опасна?
- Нет-нет.
- Ничего, что я к вам нагрянула?
- Все в порядке. Сиди спокойно. Мы кофе сварим...
- Погодите! Надо проверить!
Они и глазом моргнуть не успели, как Лотта подбежала к порогу и на дюйм приоткрыла дверь. Хозяева стали у нее за спиной и увидели вдалеке свет автомобильных фар, который помигал на пригорке и нырнул в долину.
- Это за мной,- прошептала Лотта.- Сейчас будет обыск. Господи, куда же мне деваться?
Марта и Роберт переглянулись.
Нет, только не это, думал Роберт. Избави бог! Абсурд, мистика, нелепость, жестокое совпадение, как в страшном сне, издевка, злая ирония, насмешка судьбы! Только не это! Сгинь, роковая случайность! Не приходи, как поезд вне расписания. И по расписанию тоже не приходи. А ты, Лотта, приезжай лет через десять, ну, через пять, а лучше через год, через месяц, через неделю, и попроси убежища. Ну, хотя бы завтра! Только не приноси в каждой руке по случайности, как слабоумное дитя, не появляйся сразу вслед за прежним ужасом, не испытывай нас на прочность. Я ведь не Чарльз Диккенс, который прослезился и забыл.
- Что-то не так? - спросила Лотта.
- Да вот...
- Негде меня спрятать?
- Вообще-то есть одно местечко.
- Куда идти?
- Сюда.- Не помня себя, он медленно развернулся.
Они направились по коридору к полуоткрытой дверце.
- Что это? - спросила Лотта. - Тайник? Значит, вы устроили?..
- Он здесь с незапамятных времен.
- Лотта покачала дверцу на петлях.
- Не заклинит? А вдруг меня найдут?
- Не найдут. Сработано на совесть. Закроешься изнутри - комар носу не подточит.
Где-то в зимней ночи взревели автомобильные двигатели; дальний свет выхватил дорогу, полоснул по темным окнам дома. На дворе ветер ощупывал заснеженные следы: одна дорожка уходила вдаль, вторая шла к крыльцу, а колеи от шин исчезали на глазах.
- Слава богу,- шепнула Марта.
Вой сирен уже слышался за ближайшим поворотом; машины затаились, уставившись на неосвещенный дом. Через некоторое время они с рокотом двинулись в метель, к заснеженным холмам.
Вскоре свет фар исчез вдали; рев моторов умолк.
- Повезло, - сказал Роберт Уэбб.
- Нам - да, а ей - нет.
- Кому это?
- Той женщине, что выскочила из нашего дома. Ей спасенья ждать неоткуда. Кто-нибудь ее непременно заметит.
- И то правда; я и не подумал.
- Документов у нее нет, а как же без удостоверения личности? Она сама не ведает, в какую передрягу попала. Что будет, если ей придется объяснять, кто она такая и как очутилась в этих краях!
- Верно, верно!
- Храни ее Господь.
Они вгляделись в снежную тьму, но так ничего и не увидели. Кругом царила неподвижная тишина.
- Никому спасенья нет,- сказала Марта.- Куда ни кинь, спасенья нет.
Задерживаться у окна долее не имело смысла, и Роберт с Мартой, протиснувшись под лестницу, постучали в ведьмин закут.
- Лотта! - позвали они. Дверца даже не шелохнулась.
- Лотта, можно выходить!
Ответа не было: ни вздоха, ни шепота. Роберт застучал в дверь костяшками пальцев:
- Эй, ты там?
- Лотта!
- Открывай!
- Вот дьявольщина, заело!
- Подожди, Лотта, мы тебя вызволим. Теперь- то что!
Чертыхаясь, Роберт Уэбб стал молотить кулака ми по стене, а потом скомандовал: <Поберегись!>, отступил назад и что есть мочи пнул ногой в стену - раз, другой, третий. Под яростными ударами древесина начала крошиться в щепки. Пробив дыру, он рванул на себя деревянную обшивку.
- Лотта!
Не сговариваясь, они пригнули головы и заглянули в тесный чулан.
На шатком столике мерцала свеча. Библия куда-то исчезла. Кресло пару раз бесшумно качнулось, а потом остановилось как вкопанное.
- Лотта!
Каморка была пуста. Только свеча по-прежнему мерцала на столике.
- Лотта! - позвали они.
- Тебе не кажется?...
- Все может быть. Старый дом - и есть старый дом... очень старый...
- Неужели Лотта... она?..
- Не знаю, не знаю.
- Так или иначе, она в безопасности! И на том спасибо.
- В безопасности, говоришь? А куда она пойдет? Разодета в пух и прах, надушена, юбка короткая, туфли на высоком каблуке, шелковые чулки, кольца с бриллиантами, губы накрашены, брови выщипаны - она в безопасности? В безопасности! - передразнил Роберт, вглядываясь в разверстую дыру.
- А что тут такого? Он глубоко вздохнул.
- Женщина с такими приметами? Не она ли пропала в городке под названием Салем в тысяча шестьсот восьмидесятом году?
Держа вырванный кусок обшивки на вытянутых руках, он прикрыл ведьмин закут.
Усевшись под лестницей, они скоротали в ожидании эту долгую, холодную ночь.
Примечания:
Шинфейнеры - члены ирландской политической организации Шин Фейн, основанной в начале XX в. для национально-освободительной борьбы против английского господства; в настоящее время представляют собой политическое крыло Ирландской республиканской армии.
Салем (Сейлем) - город в штате Массачусетс, где с мая по октябрь 1692 г. разгорелась "охота на ведьм". Девятнадцать женщин были повешены и несколько десятков брошены в тюрьму по обвинению в связях с дьяволом.
Читайте cлучайный рассказ!
Комментарии
Написать отзыв
Подписаться на отзывы
Е-mail
Mary:), 3 мая 2013
Котенок, 21 января 2011
Lecter, 21 сентября 2009
rakoth, 6 января 2009
Не знаю, как жилось чернокожим в асашае 60 лет назад, но догадаться можно.
Отлично!
Monteg, 16 октября 2008
Книгоманка, 2 июня 2007
Написать отзыв
Подписаться на отзывы
Е-mail
Поставьте сссылку на этот рассказ: http://raybradbury.ru/library/story/95/7/1/
Анхель, 15 июля 2013