А потом вдруг все неожиданно кончилось.
Было уже очень поздно, вернее, очень рано. Я чувствовал, что опьянен жизнью, оттого что эта женщина, не жалея времени, возилась со мной столько часов подряд и разговаривала всю ночь напролет, пока не возникла угроза, что на востоке за испарениями и туманами вот-вот взойдет солнце.
Я выглянул на берег и посмотрел на прилив. Никаких утопленников и в помине не было, и никого, кто мог бы помнить, видели их здесь или нет. Уходить не хотелось, но я боялся задерживаться: надо было писать рассказы, чтобы хоть на три шага опередить смерть. "День без работы за машинкой, - любил говорить я и повторял этот девиз так часто, что мои друзья, услышав его, возводили глаза к небу и тяжело вздыхали, - день без работы за машинкой - маленькая смерть". У меня не было охоты оказаться за кладбищенской стеной, я собирался бороться до конца вместе со своим "Ундервудом", который, если хорошо прицелиться, стрелял без промаха в отличие от всевозможного другого оружия.
- Катись, - отозвалась она, явно польщенная. И я умчался.